Читать книгу - "«Верный Вам Рамзай». Рихард Зорге и советская военная разведка в Японии. 1933–1938 годы. Книга 3 - Михаил Николаевич Алексеев"

рассказал мне о муже, причем даже не назвал города, в котором он его видел, и передал письмо и сумочку. Больше я Джена никогда не встречала и дальнейшая его судьба мне неизвестна.

Мой муж Зонтер до отъезда за границу был дружен со Шталем. В своем письме, которое привез Джен, муж просил, чтобы я организовала встречу Джена со Шталем. Поэтому я записала в своей книжечке номер телефона Джена, имея в виду сообщить ему, когда можно будет повидать Шталя. Через некоторое время, когда я в разговоре со Шталем сказала, что его хочет видеть Джен, то получила ответ, что он уже с Дженом встречался, и надобности в моей помощи нет.

ВОПРОС. Сколько времени Вы знаете Гаупт?

ОТВЕТ. Гаупт является моей двоюродной сестрой. Впервые я с ней встретилась в 1925 году в Свердловске, куда я выезжала навестить свою тетку. Затем Гаупт несколько раз виделась со мной, когда проездом на курорты была в Москве и останавливалась у меня на квартире от поезда до поезда. В последний раз я с ней виделась в мае 1941 года. Она гостила у тетки в Болшево, затем вместе с этой теткой приезжала в Москву и была у меня на квартире.

ВОПРОС. Какие отношения у Вас были с Гаупт?

ОТВЕТ. Я Гаупт, в сущности, очень мало знаю, но поскольку она являлась моей родственницей, я считала своим долгом относиться к ней гостеприимно.

ВОПРОС. Чем объясняется тот факт, что часть показаний Гаупт Вы подтвердили, а часть отрицали?

ОТВЕТ. В своих первоначальных показаниях я признала свою шпионскую связь с Гаупт, но указала, что никакой переписки у меня с ней не было. Никаких возражений со стороны следствия по существу этих показаний не было. В дальнейшем меня на следствии стали изобличать в том, что я поддерживала шпионскую связь с Гаупт при помощи специального шифра. В качестве улики был показан розовый конверт с надписью „до востребования“ … На допросе меня обвинили в том, что адрес написан мной. Я этот факт отрицала. Не желая впадать в противоречие со своими ранее данными показаниями, где я утверждала, что не состояла в переписке с Гаупт, то я и в дальнейшем продолжала отрицать наличие письменной связи с ней, дабы не навести следствие на мысль о том, что мои показания вымышленные.

ВОПРОС. Ваши объяснения по поводу якобы вымышленных показаний считаем путанными и неудовлетворительными. Из Ваших ответов усматривается желание отвлечь внимание следствия от более серьезных преступлений, которые были Вами совершены. Предлагаем давать правдивые показания.

ОТВЕТ. Никаких преступлений я не совершала, никакой шпионской деятельности никогда не вела, и единственная моя вина состоит в том, что я на допросах давала ложные показания…»[560].

Странно, что за арестом Шталя в 1937 году не последовал арест Максимовой. Не понятно отношение Центра к тому факту, что в выделенной для жены Зонтера-Зорге комнате был прописан и проживал посторонний человек, пусть даже близкий Екатерине. Судя по всему, Центр не отслеживал ситуацию и пребывал в неведении насчет происходящего. И в конце концов прервал какую-либо связь с гражданской женой Зорге, оставив ее на произвол судьбы.

Что же касается в целом показаний Максимовой о самооговоре, вероятнее всего, столичные следователи НКВД, когда вскрылось ее «сотрудничество» с расстрелянным еще в 1937 г. «немецким агентом», решили «сохранить лицо» и как-то объяснить фантазии свердловских коллег. Ей настоятельно «порекомендовали», более того, подсказали, как изменить показания: слишком грамотно, логично и связно, если не сказать «причёсано» выглядят показания Е. А. Максимовой от 8 февраля 1943 года. Скорее всего, она подписала заранее подготовленные следствием показания. Лексика и стиль последних показаний разительно отличаются от предыдущих. Чего стоит пассаж: «Идти по линии вымысла дальше по моим соображениям значило бы завести следствие в тупик. Оставаться дальше в таком ложном положении я была не в силах и решила, независимо от ответственности, рассказать следствию правду». И «рассказала». Более того, ее «показания» далеко не всегда не совпадают с ранее данными показаниями. Следствием была выбрана следующая линия «признания» – тотальный оговор всех, а не выборочно, хотя к тому времени уже были расстреляны как «шпионы» Шталь и Джен и имелись многочисленные доносы на Зорге.

Не обошлось и без чистосердечного признания: «В течение всего времени на следствии с меня требовали говорить только правду, и никаких побуждений со стороны следствия к даче ложных показаний не было. Таким образом, во всей путанице, внесенной в следствие по моему делу, виновата я сама».

Из Учетной карточки ссыльной Максимовой Екатерины Александровны, находящейся в личном деле последней: «осуждена Особым совещанием НКВД СССР 13/III – 43 года по ст. УК „ШП[ионские] связи“, срок 5 лет ссылки; 29/VI – 43 г. – умерла в Больше-Муртинском районе [Красноярского края] в больнице». В ее личном деле имеется еще одна запись, в которой указана другая дата смерти Максимовой: «Прибыла в ссылку 15.05.1943 г., 22.05.1943 г. поступила в больницу. Умерла 03.07.1943 (инсульт). Реабилитирована 23.11.1964 г. военным трибуналом Московского военного округа 23.11.1964 г.»[561].

Из письма Рихарда Зорге Екатерине Максимовой (август 1936 г.):

«Милая К… Иногда я очень беспокоюсь о тебе. Не потому, что с тобой может что-либо случиться, а потому, что ты одна и так далека. Я постоянно спрашиваю себя – должна ли ты это делать? Не была бы ты более счастлива, если бы ты не знала меня? Все это наводит на размышления, и потому пишу тебе об этом, хотя лично я все больше и больше привязываюсь к тебе и более чем когда-либо хочу вернуться домой к тебе.

Но не это руководит нашей жизнью, и личные желания отходят на задний план. Я сейчас на месте знаю, что так должно продолжаться еще некоторое время. Я не представляю, кто бы мог принять у меня дела здесь по продолжению важной работы. …

Твой Ика»[562].

Глава 5. 1937 год. Москва, Токио, Китай

5.1. «Сеть Разведупра нужно распустить, лучше распустить всю… Лучше иметь меньше; но проверенное и здоровое»

(из «Краткой записи указаний тов. Сталина по разведке, данных им 21 мая 1937 г.»)

Дело о так называемом военно-фашистском заговоре в Красной Армии возникло вскоре после февральско-мартовского (23 февраля – 5 марта) Пленума ЦК ВКП(б) 1937 года.

На этом пленуме рассматривались следующие вопросы:

1. Дело тт. Бухарина и Рыкова.

2. Подготовка партийных организаций к выборам в Верховный Совет СССР по новой избирательной системе и соответствующая перестройка партийно-политической работы.

3. Уроки вредительства, диверсии и шпионажа японо-немецко-троцкистских агентов по народным комиссариатам тяжелой промышленности и путей сообщения.

4. Уроки вредительства, диверсии и шпионажа