Читать книгу - "Лев Толстой - Павел Валерьевич Басинский"

Дмитриевич Горчаков, которого Толстой глубоко уважал, в отличие от многих других командиров, и адъютантом которого мечтал стать, вынужден был «отказать тем, которые приходили последними». Князь «предлагал им бросить телеги и скотину, обеспечивая им пропитание до прихода их в Россию, оплачивал из собственных денег частные суда для их переправы, словом, делал, что мог, в помощь этим несчастным», – пишет Толстой своей тетушке.

Но и после того, что он видел на Кавказе и на Балканах, его продолжала привлекать красота войны. Он сообщает об этом тетушке из Бухареста даже с некоторым изумлением: «По правде сказать, странное удовольствие глядеть, как люди друг друга убивают, а между тем и утром и вечером я со своей повозки целыми часами смотрел на это. И не я один. Зрелище было поистине замечательное, и, в особенности, ночью… В первую ночь, которую я провел в лагере, этот страшный шум разбудил и напугал меня; думая, что это нападение, я поспешил велеть оседлать свою лошадь; но люди, проведшие уже некоторое время в лагере, сказали мне, что беспокоиться нечего, что и канонада такая, и ружейная стрельба вещь обычная, прозванная в шутку “Аллах”. Я лег, но не мог заснуть и стал забавляться тем, что, с часами в руках, считал пушечные выстрелы; насчитал я 100 взрывов в минуту». Толстой хладнокровно замечает, что эта война похожа на «соревнование», «кто больше потратит пороха», а между тем «тысячами пушечных выстрелов было убито самое большее человек 30 с той и другой стороны».

То есть – мало! На тысячи выстрелов пришлось всего 30 человеческих жизней. Толстой еще находится в плену «статистического» взгляда на войну, где жизнь человека может соизмеряться с количеством потраченного на ее уничтожение пороха.

Существует устойчивое представление, что «крымский период» Толстого отмечен прежде всего бурным подъемом патриотического чувства. Что Толстой в Крыму – это патриот России, певец русской армии и, наконец, просто отважный боевой офицер. Что неприятие войны как противоестественного поведения людей приходит к нему позже, уже после «духовного переворота». Это и так, и не так. Во всяком случае, это крайне поверхностный взгляд на севастопольского подпоручика Толстого.

Да, он был восхищен силой духа русских воинов! Тем, как они достойно погибают, переносят страдания и лишения. Об этом, находясь в Севастополе, он пишет очерк «Как умирают русские солдаты», где есть такие слова: «Велики судьбы славянского народа! Недаром дана ему эта спокойная сила души, эта великая простота и бессознательность силы!» Но этот очерк писался по кавказским воспоминаниям. И писался специально для журнала, который Толстой, еще находясь в Дунайской армии в Кишиневе, задумал издавать с несколькими офицерами, среди которых был, например, капитан Аркадий Дмитриевич Столыпин – отец будущего государственного деятеля Петра Столыпина. Всего же в группу издателей входило семь человек.

Журнал должен был называться «Военный листок». Одним из его редакторов планировал быть Толстой. Идея его состояла в том, чтобы о войне и армии писать в более свободном и художественном ключе, нежели в официальном армейском органе – газете «Русский инвалид». Толстой со всей страстью взялся за это дело. Именно на него он собирался потратить 1500 рублей, которые получил от своего зятя Валериана Толстого, продавшего по его просьбе на вывоз большой яснополянский дом. Это несколько поправляет известный факт, что в Крыму Толстой проиграл свой родовой дом в карты. Проиграл. Но дом был продан не из-за этого, как, впрочем, и не для журнала. Валериан продал его, когда Лев еще служил на Кавказе. И вот теперь он решил потратить деньги, вырученные от этой продажи, на издание военного журнала. Для него и писался исполненный патриотического духа очерк «Как умирают русские солдаты». Но одновременно он пишет и другой очерк – «Дяденька Жданов и кавалер Чернов», где рассказывает об истязании солдата-доходяги. Оба очерка остались незаконченными.

Почему?

Проект журнала был представлен на одобрение командующему Крымской армией князю Горчакову, и тот послал его в Петербург на рассмотрение военного министра с последующей передачей царю. Ответ министра был такой:

«Его Величество, отдавая полную справедливость благонамеренной цели, с каковою предположено было издавать сказанный журнал, изволил признать неудобным разрешить издание оного, так как все статьи, касающиеся военных действий наших войск, предварительно помещения оных в журналах и газетах, первоначально печатаются в газете “Русский инвалид” и из оной уже заимствуются в другие периодические издания. Вместе с сим Его Императорское Величество разрешает г. г. офицерам вверенных вашему сиятельству войск присылать статьи свои для помещения в “Русском инвалиде”».

Последняя фраза особенно возмутила Толстого! По сути, ему и другим офицерам разрешалось посылать свои статьи в официальный орган, что они могли бы делать и без высочайшего соизволения.

Но можно понять и царя. «Военный листок», так или иначе, задумывался как орган, «оппозиционный» «Русскому инвалиду». Сам дух этого журнала был рассчитан на свободное, личное понимание войны и состояния дел в армии. Но в условиях военного времени это было невозможно.

Запрет журнала тяжело переживался Толстым. Это была очередная его неудача, связанная со слишком идеальными представлениями о жизни. И вот тогда, на стоянке на реке Бельбек близ Севастополя, он во время непрерывной карточной игры и проиграл в штос[19] те полторы тысячи, что прислал ему Валериан. Толстой вполне осознавал постыдность этого поступка. Он пишет в дневнике: «Два дня и две ночи играл в штос. Результат понятный – проигрыш всего – яснополянского дома. Кажется, нечего писать – я себе до того гадок, что желал бы забыть про свое существование».

Трехэтажный дом, который начинал строить еще дед Толстого Н. С. Волконский, а закончил отец, был разобран на части и перевезен в село Долгое, где простоял пустым до 1913 года, когда его сломали местные крестьяне.

В «крымский период» Толстой продолжает внутренне метаться, как это ранее происходило на Кавказе. Он играет в карты, и всегда неудачно, так что офицеры, жалея его, иногда отказываются садиться с ним за игру. И в то же время пишет «Проект о переформировании армии», который намеревается подать новому царю. (После смерти Николая I 18 февраля 1855 года и воцарения Александра II всё русское общество жило ожиданием серьезных реформ.) Но обратим внимание на тон записки в ее второй редакции:

«Русский офицер, по большинству, есть человек не способный ни на какой род деятельности, кроме военной службы. Главные цели его на службе суть приобретение денег. Средства к достижению ее – лихоимство и угнетение. Русский офицер необразован или потому, что не получал образования, или потому, что утратил его в сфере, где оно бесполезно и даже невозможно, или потому, что презирает его как бесполезное для успеха на службе».

Понятно, что подобный проект не мог