Читать книгу - "История литературы. Поэтика. Кино - Сергей Маркович Гандлевский"

а вместе с ними и весь мировой империализм. Конец устроил всех, кроме самого Брика и Шкловского, читавшего бриковский сценарий. «Финал сценария был иной, чем тот, который мы видим в фильме, — вспоминал в 1936 году Брик в сборнике «Как мы работаем над киносценарием», — Мне хотелось в конце показать Москву. Поэтому я предложил закончить картину тем, что монгол, вырвавшись от оккупантов, вскакивает на лошадь и несется на запад. Он скачет, меняются пейзажи — Урал, Волга и, наконец, издали в тумане очертания большого города. И когда эти очертания становятся все ясней и ясней, и когда всему зрительному залу уже ясно, что этот город — Москва, тут и конец картины»35.

Чем именно плох пудовкинский конец, объяснил в 1929 году читателям «Советского экрана» Виктор Шкловский. «Он плох, потому что в нем нет духа, нет расчета и нет окончания»36. Нет окончания в том смысле, в котором его сформулировал Шкловский. Нет смены доминатны, а есть ее усиление: хронотопом, в отличие от бриковского конца, остается все та же пустыня. «Положение спасает пропеллер и элементарная реализация метафоры — «вихрь революции»» 37.

Общим знаменателем рассуждений о советском конце было слово «выход». Выход из условного жанра эксцентрической комедии — в неусловный, хроникальный в «Весте»; выход из привычной условности кинорассказа о монголе-партизане — в обнаженно-условный жанр кинобылины о герое, через горы и долы доскакавшем до Москвы; наконец, самый решительный — выход фильма из пространства киноэкрана в пространство кинозала, где сидят его, этого фильма, кинозрители. Дзига Вертов, считавший себя изобретателем такой концовки, в 1926 году с обидой объяснял коллегам по Ассоциации революционной кинематографии, что «Ленинская киноправда», выпущенная в 1925 году, «кончается на моменте победы и бодрости поездом революции, который наезжает на зрительный зал и проносится над головами зрителей», а теперь уже и «Броненосец «Потемкин»» Эйзенштейна «закачивается на моменте победы и бодрости броненосцем, наезжающим на зрительный зал. Но это я между прочим»38.

Возвращаясь к проблеме, чем кончить «Спящую», позволим себе одно предположение. Не исключено, что на поиске советского конца методом сценарной септуагинты настоял художественный руководитель Ленинградской кинофабрики Адриан Пиотровский, покровительствовавший Васильевым и их первому детищу. Вот наши соображения в пользу такой гипотезы. По образованию и призванию Пиотровский был филологом-классиком; по мышлению и темпераменту — попутчиком формалистов и сторонником левого эксперимента в искусстве. Пиотровский много занимался античным театром и хорошо знал, что аттическая комедия вся выросла из сцены спора, а теоретическим дебатам о театре — тем более место прямо на сцене: «У Аристофана есть целые комедии («Лягушки», «Женщины на празднике»), построенные на пародировании целых сцен из современных трагедий. Пародия на трагедию Софокла «Афамант» прощупывается в «Облаках», пересмеивание его же трагедии «Терей» несомненно в «Птицах». Стих Аристофана то и дело перескакивает на пародию»39. Иными словами, комедии Аристофана представляли собой и представляли в лицах то, что в двадцатые годы называли литературной борьбой.

С этой точки зрения, «Спящая» Васильевых — советские «Лягушки» (405 г. до н. э.), пьеса, в которой спор о приемах и судьбах трагедии идет (на том свете) между Эсхилом и Еврипидом. Почему бы в поисках конца фильма о судьбе театральной классики не воспользоваться театральными приемами классиков античных? Взять парабазу — прием, предписывавший хоревтам после конца агона снимать маски и обращаться к зрителям. Или вспомнить эксод «Лягушек», в котором решается исход спора между трагиками и объявляется победитель. Не с оглядкой ли на античные свободы искали выхода на волю из сюжета участники социалистического агона — состязания на лучшую концовку?

Представляем версию одного из финалистов.

В.Б. Шкловский. «Спящая красавица». Варианты VI части сценария40.

Часть шестая.

МНОГО ВОДЫ УТЕКЛО.

— Бежит вода через запруды Волховстроя.

— Бежит вода сквозь еще не готовую плотину Днепростроя.

— МНОГО МЕТАЛЛА

— Льется металл из доменной печи.

— И ТОЛЬКО…

— Бронзовые кони скачут сдерживаемые возницей на фронтоне Большого театра.

— Люстра зала. Подсвечники.

— Занавес. (Все старое).

— Ложи. В ложах пионеры.

— Бельэтаж. Пионеры.

— Третий ярус. Пионеры.

— Галерка. Пионеры.

— (С галерки вниз, в партер). Пионеры. Все в разных костюмах.

— Занавес. Из за драпри, закрывающей верх занавеса спускается плакат: «Все силы на выполнение пятилетки».

— На авансцене, перед занавесом, за столом президиума, Савров делает доклад.

— Слушает зал.

— На третьем ярусе пионер в костюме какого то северного народа достал бинокль.

— Через бинокль. Савров.

— Через бинокль детали слушающего зала.

— В кресле № 7 сидит татарченок пионер.

— Говорит Савров.

— Короткими кусками проходят планы стройки.

— Говорит Савров.

— Быстрее темп стройки.

— РЕШИТЕЛЬНЫЙ БОЙ.

— Слушающие лица ребят переходят в поющие.

— Поют в президиуме Савров и Вера.

— Поют дети.

— Тихо качаются хрустальные цепи огромной люстры.

— Поет капельдинер.

— На аван-сцену выходит человек. Говорит.

— В ЧЕСТЬ ДЕЛЕГАТОВ СЛЕТА ТЕАТР ДАЕТ СПЕКТАКЛЬ.

— Плакат о пятилетки исчезает вверху

— Ползет вверх занавес.

— Смотрит капельдинер.

— Та же старая декорация знакомой нам спящей красавицы.

— Спит спящая красавица.

— Принц простирает к ней свои балетные руки.

— Привычно смотрит капельдинер.

— Смотрят пионеры. В их глазах недоумение.

— (С точки зрения пионеров). Пыльная декорация. Отчетливо видно старость балерины. Смешен принц сороколетний мужчина в костюме мальчика.

— (С точки зрения пионеров). Та же сцена, снятая с разных мест зала.

— Смотрит Вера.

— Смотрят пионеры.

— Смотрит капельдинер.

— Традиционная красивая спящая красавица.

— Один из пионеров, узбек, смотрит, сердится, кричит.

— СТЫДНО, ПЛОХО.

— Смотрит капельдинер.

— План красивой сцены превращается в пародийный. Лезут доски пола. Мишура.

— (Сцена с колосников пожарного). Смотрит пожарный. Говорит.

СТЫДНО.

— Оркестр. Дирижер недоумевающе смотрит на инструмент.

— Инструменты явно врут.

— Сцена. Люди смотрят друг на друга.

— Они видят и сцены их закулисную жизнь, балерин в валенках. Пыль. Надписи сзади декораций.

— Люди смотрят друг на друга.

— Они видят актерские руки, ноги, усталые лица.

— Зал свистит.

— Свистит Вера, так что…

— … зажал уши, свистя, рядом с ней сосед — мальчик.

— Свистят фабричные гудки.

— Паровозы.

— пароходы.

— На экране проносятся обложки Тэжэ, Ахровские плакаты.

— Зал свистит.

— Свистят паровозы.

— пароходы.

— Пожарный бежит к веревке.

— Падает железная занавес.

— Идет карнавальное шествие с плакатом: «Искусство должно активизировать массы на строительство».

— Планы массового действа на площади Урицкого.

— Поэты с лицами знакомыми всем читают стихи по радио.

— Горят буквы с названиями пьес над входом театра.

— Играет оркестр всесоюзной музыкальной олимпиады.

— Трое спортсменов бегут, перегоняя друг друга на спорт площадку.

— Работают, соревнуясь три ткацких станка.

— Бегут спортсмены.

— Аплодирует рабочая публика.

— Работают, соревнуясь бетонщики левого и правого берега Днепростроя.

— Реагирует толпа. (Снять толпу, реагирующую на спортивное состязание).

— Играет оркестр Всесоюзной Музыкальной Олимпиады.

— Фронтон Большого театра. Три лошади скачущие на месте исчезают.

— Фронтон. На фронтоне три строя <зачеркнуто; сверху вписано: фигуры>