Читать книгу - "Перо в её руке. Женские письма – женские судьбы в XVIII веке - Сесиль Берли"

не надобно было далеко ходить; он там будет к Иванову дню, а я поспею несколькими днями раньше. Помнится, был у меня красный лев, которым пользовались вместо вывески, когда у меня там же завтракали, – он и сей раз послужит, чтобы мне не входить в другие расходы. Вот уже две недели, как я в отъезде и разлуке с вами, а кажется, что прошло уже несколько месяцев, и по письмам вашим вижу, что и вы так чувствуете. Здесь очень многолюдно и ежечасно приезжают все новые лица; много поляков всех мастей и всякого звания.

Прощайте, обнимаю вас от всего сердца; посылаю вам оперу и все, что тут нашлось наилучшего. Начав писать к вам 25-го, кончаю письмо сегодня, 26-го. Я здорова, но очень устала и серьезнее обыкновенного, потому что вот уже три дня как не веселилась в собственном своем кружке.

Самую долгую, насыщенную и доверительную переписку Екатерина II ведет с литератором баварского происхождения Гриммом. В 1773 году он на несколько месяцев приезжает в Петербург вместе с ландграфом Гессен-Дармштадским. Екатерина II с удовольствием принимает у себя человека, который к этому моменту известен на всю Европу. Он дружен со многими просветителями и с 1753 года редактирует «Литературную корреспонденцию», хронику интеллектуальной и культурной жизни Парижа, которая пользуется большим успехом у сильных мира сего. Екатерина II также состоит в числе подписчиков. После того как в 1774 году Гримм уезжает из России, они начинают переписываться. В общении с царицей он выступает в разных амплуа: образцового придворного философа, неофициального, а позже и официального дипломата, одного из лучших ее пропагандистов наряду с Вольтером и Дидро, того, кто скупает для нее произведения искусства, и, наконец, ее доверенного лица. Переписка между ними ведется по-французски, изредка по-немецки, и прекращается только с внезапной смертью Екатерины II 17 ноября 1796-го. В нижеследующем письме Гримму царица, которой на тот момент исполнилось 55 лет, не скрывает того, что может страдать, как любая другая женщина. Она только что потеряла своего возлюбленного Ланского, который пробыл ее фаворитом 4 года. Он умер всего лишь в 26 лет. Ее горе так велико, что она несколько дней не берется за перо.

2 июля 1784 года

Когда я начинала это письмо, то была в счастье и радости, и дни мои летели так быстро, что я их не замечала. Но все переменилось: меня терзает сильнейшая боль, и счастье меня покинуло. Казалось, что сама умру от невозвратной потери моего лучшего друга тому восемь дней. Я питала надежду, что он станет опорой моей старости: он прилежно учился, делал успехи и во всем имел мои вкусы; это был юноша, которого я пестовала, благодарный, нежный и честный, разделявший со мной и горести, когда они случались, и радости. Одним словом, я не могу сдержать рыданий, имея несчастье сообщить вам, что генерала Ланского больше нет! Злокачественная горячка, сопровождавшаяся esquinancia [ангиной], свела его в могилу за пять дней, и моя комната, прежде столь приятная для меня, превратилась в одинокую пещеру, где я томлюсь, словно тень. Накануне его смерти у меня заболело горло и сделался сильный жар; со вчерашнего дня, однако, я встаю с постели, но пребываю в такой слабости и скорби, что не могу в сей самый час видеть лица человеческого без того, чтобы рыдания не подступали к горлу, не давая мне говорить; не могу ни спать, ни есть, чтение мне несносно, а писать недостает сил. Бог весть, что со мною будет, знаю только, что в жизни своей не была так несчастна, как ныне, когда мой лучший и любезный друг меня покинул. Я открыла ящик стола своего, нашла в нем этот початый листок и смогла написать вам несколько строк, но силы меня оставляют.

4. Жюли де Леспинас

Погибнуть от любви

Я жду вас, я люблю вас, я хотела бы вся принадлежать вам, а после умереть.

Жюли де Леспинас – графу Гиберу, четыре часа пополудни, 1774 года

Жизнь этой женщины покалечена с рождения. Родившись в Лионе в ноябре 1732 года от связи графини д’Альбон с графом Виши де Шамроном, Жюли де Леспинас растет с пятном позора, который разделяют с ней тысячи ее незаконнорожденных современников. Во французском обществе XVIII века дети, рожденные вне священных уз брака, были изгоями. Однако мать, страстно любившая отца Жюли, дорожит ею. Когда в 1748 году умирает ее мать, девушка располагает лишь скудной пенсией. Ей не остается ничего иного, как пойти в гувернантки к своей сводной сестре, графине Диане Виши де Шамрон. Муж этой сестры – не кто иной, как бывший любовник их матери, который, следовательно, является биологическим отцом Жюли и одновременно ее зятем. Ситуация как минимум необычная и нездоровая. Девушка проводит в фамильном поместье четыре года в относительном уединении. Она с радостью заботится об Александре и Абеле, своих племянниках – на самом деле сводных братьях, – и страдает от ежедневных унижений, связанных с этой тягостной тайной. Она колеблется: может быть, предпочесть такой жизни монастырское затворничество? Не лучше ли ей, бесприданнице, в одиночестве несущей бремя семейного позора, отринуть все мирское? В мае 1752 года в Шамрон на несколько месяцев приезжает госпожа дю Деффан, сестра графа Виши де Шамрона. Жюли сразу же привлекает ее внимание. Слепнущая дама ищет компаньонку, которая сумела бы раствориться в ее тени и заменить во всем, что она вскоре не сможет делать без посторонней помощи. После переговоров, которые растягиваются на несколько месяцев, Жюли дает согласие. В конечном счете это предложение для нее – нежданная удача, ее единственная надежда на лучшее будущее. В апреле 1754 года она переезжает в скромное помещение на антресольном этаже квартиры госпожи дю Деффан на улице Сен-Доминик, которую та снимает в монастыре Сен-Жозеф.

Судя по всему, до апреля 1764 года Жюли де Леспинас полностью оправдывает ожидания своей покровительницы и даже их превосходит. Девушка скромна, улыбчива, услужлива, деликатна, всегда в хорошем настроении. Она остроумна и не лезет за словом в карман. А главное – в отличие от хозяйки салона, она умеет слушать и глубоко чувствовать. Если госпожа дю Деффан – вольтерьянка, то Жюли – руссоистка. Она разделяет новые, прогрессивные, реформистские идеи, которые совершенно не щадят абсолютную монархию. В конце концов Жюли наряду с Д’Аламбером и их друзьями-философами проникается глубокой неприязнью к хозяйке салона и ее аристократической спеси. Рядом с госпожой дю Деффан она