Читать книгу - "НедоСказанная Аксиома или Житие не святого, но Духовного - Леонид Духовный"

умерла, от голода... Таких, как мы, в зале сидело немало. Реакция их была предсказуема... Его, конечно, долго не отпускали… Он спел (по контрасту) свои знаменитые «Цыганочки», чем вынужденно продлил свою работу ещё на добрых полчаса. И мажорным аккордом «Идёт бычок, качается...», мастерски завершив встречу, ушёл со сцены, перефразируя Владимира Туриянского, «весь в цветах и помаде»...

А потом в чьём-то очень тёплом доме были традиционные посиделки, где шутили, пили, пели. И, поскольку моих записей тогда было совсем немного, попросили спеть кое-что из своего. Я хотел было отказаться — ещё бы, после всех эмоций! — но Женя присоединился к «вопрошающим». Пришлось взять его гитару. Кто-то вскинул ФЭД и в результате — дорогой для меня снимок! Спасибо, Виктор, что сохранили...

На ночь нас, с Клячкиным вдвоём, разместили в одной комнате. Помню только что кровати были «образца 1905 года» сетчатые, с пружинами, скрипучие, но с мягким матрасом и белоснежной постелью… Мы долгое время не виделись, а поведать было о чём и потому, длинно говорили, как всегда, ёрничали, не без возгласов, а где-то за полночь, уже в темноте, когда каждый был в эдакой полудрёме, стали тихо травить анекдоты. Тут уж я был на коне, т. к. знал их и знаю превеликое множества. Моему дорогому питерцу сие было неведомо, и он отчаянно сражался на этой малолитературной дуэли! Мне — один анекдот, я ему — два. Он мне — на свою тему, я ему — на его же плюс совсем новую. А, когда, минут через сорок, не услышав ответного «выстрела», предвкушая победу, я со значением спросил: «Женя, ты что, спишь?!» — в ответ сонно из-под одеяла донеслось: «Кукина на тебя нет!»... В справедливости фразы я имел честь убедиться несколько позднее…

Однако «дуэль» своеобразно продолжилась утром. Я всегда встаю рано, раньше других, но зато долго и тщательно бреюсь, люблю, грешным делом, под тёплым душем понежиться, забывая, что ванная-то не отдельная, а совмещённая, «гаванна» то есть. Когда через какой-то час я с полотенцем на шее открыл дверь «bathroom», то... справа, прислонившись к стене, в майке и трусах, скрестив ноги, стоял мой «визави».

Прежде, чем занять «открывшуюся вакансию», он таинственно спросил: «Хошь, прочитаю стишок?» И, не дождавшись ответа скороговоркой выпалил:

 

Власть над собой не безусловна!

Примеры, факты вам нужны?

Уж коль в «гаванне» Л. Духовный,

Не грех подумать «за штаны»!

 

...и пулей проскочил в открытые двери.

Жаль, но это единственное четверостишье, посвящённое мне незабвенным Маэстро.

…Прошли года, нас всех разбросало по разным странам. Но памятью живём в одной…

 

...Я прощаюсь со страной, где

Прожил жизнь, не разберу чью...

                        Из Его, Клячкина песни.

 

 

Глава 11

УДАЧА ЗАПОРОЖСКАЯ

 

Ну, вот, ещё одна региональная столица Украины — г. Запорожье. Помните, у Александра Моисеевича Городницкого: «Отчизна моя — Ленинград, Российских провинций столица...». Но здесь родился и жил, формировался, как личность, великий бард Виктор Семёнович Берковский, этот город дал нам ещё одного из блистательных авторов — Георгия Васильева, который ИВАСИ.

Здесь действовал один из лучших на Украине, богатый на выдумки и таланты Запорожский КСП, долгие годы руководимый нынешним авторитетным политиком, активнейшим депутатом Верховной Рады Александрой Кужель. Видно КСПэшный запал тех лет подпитывает её неуёмную энергию и поныне. Я понимаю журналюг, представляющих Сашу не иначе, как «светскую львицу»!..

Конкурсные концерты Запорожских Фестивалей из-за обилия авторов и исполнителей высокого уровня жюрить было всегда очень сложно, хотя и весьма престижно. Ещё бы: сюда съезжались Москва и Ленинград, Киев и Харьков, Минск и Кишинёв, Свердловск и Челябинск, Одесса, Краматорск, Саратов, Днепропетровск и даже Варшава. Тем не менее хозяевам удавалось создавать настоящую дружескую обстановку, где безраздельно царствовал олимпийский принцип — главное не победить, главное — участвовать!

А вот, что касается послеконкурсной «Чайханы», то запорожцы, пожалуй, переплюнули, как по мне, сам Куйбышевский Фестиваль. На «славнозвісном» острове Хортица, «історічній домівкі україньского козацтва», в Спортивном Центре они снимали большой гимнастический зал, где и проходили все шуточно-пародийные действа.

Остров Хортица и Запорожская Сечь на нём

 

Я помню, что у входа в зал возвышалась бочка горилки, на подносе белели горки канапе с салом, рядом стоял добре экипированный «кремезный козаче» с резным «кухлем» в руке. Он предлагал «всяк сюда входящим» причаститься. Этому парню с открытым красивым приветливым лицом отказать было трудно.

Однако всех иногородних «старшин», членов жюри «мужеского пола», за их нелицеприятные «измывательства» над конкурсантами, ожидало особое испытание — посвящение в казаки!

Происходило это так: неофита раздевали до трусов, затем одевалась рубашка — вышиванка, огромные красные шаровары водружались почти до грудей и там обматывались в три слоя широким синим кушаком. Затем натягивались сапоги и «под громкое рычанье, под бодрое мычанье, под дружеское ржание» аборигенов посвящаемые загонялись по пояс в Днепр. В одну руку им вручали «гранчак горілки», в другую — шмат «чорного хліба» с толстенным слоем жёлтой злой горчицы. Следовало залпом осушить стакан, закусив — до крошки — «огненным» бутербродом. После чего ты становился «не турком, а казаком!».

В тот год в жюри были приглашены трое «евротурок» — москвич Юрий Лорес, затем харьковчанин Григорий Дикштейн и киевлянин, то бишь — я. Фестивали-слёты на открытом воздухе проходили, понятно, только летом. А лето тогда стояло знойное и погружение в прохладный Днепр было приятным. Но далее… Намокшие по самые, что называется, мы, посвящаемые, бодро расположились в водах Славутича следующим «войсковым» порядком:

 

 

Да, вот беда: мало кто знал про Гришину давнюю тяжёлую аллергию на спиртное. Он тихо наклонился ко мне: «Лёня, чтоб не огорчать хозяев, попроси, пожалуйста, Лореса выпить мою горилку. Он же — ядрёный москвич, ему это — на раз!». Я просьбу негромко передал направо. К моему удивлению, Юра надолго замолчал, но вдруг заявил: «Ладно, я выпью его стакан, но пусть тогда он… съест мой бутерброд!...»

Зрители с удивлением, не понимая, в чём дело-то, наблюдали странный и долгий припадок гомерического хохота весёлых гостей… Да, но под шумок Дикштейн слил свою самогонку в волны великой реки. Туда же сплавил свой бутерброд Лорес. Я… я же отдулся за всех — и выпил, и закусил!!!

 

Ваше благородие, госпожа удача!

Для кого вы добрая, а кому иначе.

 

P. S. Вспомнился ещё один эпизод. Очередной раз приглашённый в жюри фестиваля, я прибыл в город «утренней лошадью». Выйдя на перрон