Читать книгу - "Военная знать ранней Византии - Евгений Павлович Глушанин"

О. Трайтингер счел такое отождествление невозможным, предложив под castrensis senatus понимать совет высших гражданских и военных чинов[166]. А. Альфельди также выразил, сомнение в трактовке И. Штрауба, попытавшись понять, что заставило Симмаха произнести предательский по отношению к римскому сенату пассаж: “Такие допущения делались сенаторами только под давлением. Нормальным для них было презирать реальный баланс власти и продолжать распевать старую, сладкую песню. И в определенном отношении они были правы, делая так. Это был век, в котором абстрактная теория одерживала триумф над реальностью”[167]. Недавно Ф. дель Кикка и А. Пабст категорично отвергли тезис О. Трайтингера, указав на то, что весь контекст девятой главы панегирика противоречит этому[168].

На наш взгляд, Симмах в своей искусно построенной речи позволил себе тонко съязвить в адрес императора, чьи отношения с сенатом были довольно прохладными. Опровергая упорный слух о борьбе факций (murmura factionum) после смерти Иовиана и неприятное для Валентиниана утверждение о том, что его избрание было делом немногих (Symm. Or. I. 8: “следовательно, ты был сохранен решением множества, чтобы никто не бормотал, что ты был выхвачен предварительным решением немногих”), Симмах по сути дела повторил ту же версию избрания Валентиниана, но в облагораживающих ее категориях конституционногосударственной теории. Согласно последней, вся масса римского войска — это народное собрание (digna comitia imperii) свободнорожденных, свободным волеизъявлением (liberi decernebant) избирающих себе принцепса, но одновременно они являются армией (armati), определяющей себе полководца (ducem deligere). Но по конституционным нормам до вынесения вопроса на народное собрание его должен одобрить сенат. Отсюда у Симмаха: до назначенного дня комиций (concilii dies certus) “ты был избран императором теми, которые (все) обдумали” (Symm. Or. I. 8), а “лагерный сенат одобрил[169] заслуженного в войнах мужа” (Or. I. 9). Поэтому считаем, что отождествление castrensis senatus со всей армией неправомерно; это скорее те самые pauci, или, пользуясь выражением Аммиана, potestatum civilium militiaeque rectores.

Таким образом, бесплодность борьбы за реальный политический универсализм при отсутствии легитимного лидера подсказала правящим кругам Запада и Востока верный выход из сложной ситуации: 1) фактический раздел империи на два самостоятельных государства, 2) сохранение идеи универсализма римского мира только в качестве категории политической идеологии, 3) верность принципам константиновой конституции в каждой из частей империи. Механизм уравновешивания властей константиновой конституции в ходе кризиса 363–364 гг. обнаружил свою жизнеспособность, явившись гарантом дальнейшего существования позднеантичного типа служилой имперской аристократии и позднеантичной формы монархии. Не случайно цезарат в ходе этого кризиса не возродился, а регенерировалась (но не возникла!) модель Augusti pari iure. Каждый из них имел собственную администрацию, в том числе военную. Началась эпоха ранневизантийской государственности и ее военной знати.

В бурный период единой империи 351–364 гг. так же, как и в 337–351 гг. не прослеживается ни одного случая преемственности магистерских постов по фамильному признаку, хотя и зафиксирована устойчивая тенденция к формированию наследственных офицерских кланов. Помимо упомянутых линьяжей Грациан — Валентиниан, Валент; Варрониан — Иовиан, имеются сведения о детях магистра конницы Урзицина, служивших при Констанции II офицерами (Amm. XXXI. 13. 8), но так и не поднявшихся до высот военной иерархии. Вполне вероятно, что Констанций лично препятствовал монополизации армейских магистериев; во всяком случае, такой вывод напрашивается из “некролога” Аммиана, отмечавшего тщательное изучение императором кандидатур на высшие административные должности (Amm. XXI. 12. 2–3). Примечательно, что не формировались семьи офицеров (например, Магненций, Сильван — Amm. XV. 5. 16; 5. 33) варварского происхождения. Не исключено, что причиной этого были сравнительно поздние браки варваров, которые свою молодость посвящали по преимуществу службе и возможностям обогащения на ней. Достаточно показателен в этом плане брак Агилона с дочерью Араксия, префекта Константинополя при Прокопии, Ветианой, который состоялся уже после отставки Агилона с магистерского поста; это следует уже из того, что Ветиана осталась вдовой в юном возрасте (PLRE. I. 954; 94).

Судя по источникам, магистры Констанция, Юлиана и Иовиана были людьми не только невысокого (чаще даже низкого; Ветранион, например, был необразованным — Aur. Vict. De caes. 41. 26) социального происхождения, но и не обладали значительными имуществами. Исключение в этом плане составляет только Сабиниан, магистр конницы Востока в 359–360 гг. (Amm. XVIII. 5. 5: bene numatus). Евсевий и Урзицин имели дома в Антиохии (PLRE. I. 308; Amm. XVIII. 4. 3), хотя считать их куриалами нет оснований. Констанций за преданность “подкармливал” своих магистров: дарил дома (Lib. Ер. 828), позволял обогащаться на конфискациях (Агат. XVI. 6. 1). Ветранион после сложения императорских инсигний удалился в Прусу (PLRE. I. 954), где, видимо, император подарил ему поместье. Барбациону была передана часть имущества Сильвана: рабы и, видимо, какая-то утварь (Amm. XVIII. 3. 2). Аммиан рассказывает, что при дворе Констанция царило вечное ожидание поживы среди гражданских и военных должностных лиц; в числе последних особенно выделялся Арбицион (Amm. XVI. 8. 13). На отказ служить Прокопию узурпатор приказал конфисковать богатое убранство дома Арбициона, чем оставил последнего без средств к существованию (Amm. XXVI. 8. 13). Все это позволяет утверждать, что магистры войск при Константиновой династии, если и обладали недвижимостью, то вряд ли были сколь-нибудь заметными землевладельцами, а следовательно, их богатство не позволяло им содержать собственные вооруженные свиты и оказывать тем самым давление на правительство или на гражданские властные структуры в провинциях в личных и корпоративных интересах.

Необходимо несколько уточнить термин “собственные вооруженные свиты”, являющийся важным в анкете военной знати, предложенной А. Демандтом. Как мы видели, он, хотя и не привел их вероятную численность, считал их достаточными для проведения независимых акций и противодействия властям. Такие свиты состояли издавна (как, например, у народного трибуна Клодия) из клиентов и, реже, вооруженных рабов. Прислуга из рабов у военной верхушки, конечно, была, и количество ее зависело не только от богатства высших офицеров, но и, от связанных с их служебным положением особенностей. Магистры войск имели резиденции в преториях, там же и проживали. Претории охранялись регулярными солдатами, откомандированными в качестве оффикиев магистрам и, следовательно, необходимости в специальной вооруженной страже из рабов не было. С другой стороны, сомнительно, чтобы у армейских магистров, выслужившихся из солдат или младших офицеров, складывалась своя обширная клиентура и прежде всего потому, что военная знать в первой половине IV в. не конституировалась в качестве узкого социального слоя, но стала в результате реформ

Константина открытой по характеру высшей административной группой военной организации.

РАННЕВИЗАНТИЙСКАЯ ВОЕННАЯ ЗНАТЬ В 364–400 гг.

Летом 364 г. Валентиниан I и Валент, достигнув предместий Наисса, приступили