Читать книгу - "Древняя Спарта и ее герои - Лариса Гаврииловна Печатнова"

Фокидяне и локры пришли в негодование от такого предложения, и потому Леонид принял решение оставаться там и послать вестников в города с просьбой о помощи, так как у них слишком мало войска, чтобы отразить нападение мидийских полчищ» (VII, 207).

Желающие сражаться или, наоборот, отступать разделились по географическому принципу. Греки Пелопоннеса были готовы покинуть свои позиции и защищать только Пелопоннес, а отряды из Средней Греции, фокидяне и локры, естественно, были заинтересованы в том, чтобы остановить персов у Фермопил, то есть на границе Средней и Северной Греции. Каждый из пришедших отрядов имел своих командиров, которые отвечали только за свой национальный контингент и могли принимать сепаратные решения, не считаясь с мнением остальных. Леонид оказался в тяжелой ситуации. И он принял единственно возможное для спартанского царя решение: сражаться, не имея шансов выжить.

Геродот как настоящий романист, рассказав о положении греков при Фермопилах, переносится в лагерь персов. Он передает беседу, которая состоялась между Ксерксом и его военным советником Демаратом, бывшим спартанским царем. И несмотря на глубокую обиду и горечь, которую Демарат испытывал к своему отечеству, он тем не менее дает блестящую характеристику спартанцам как лучшим воинам Эллады. Речь Демарата, произнесенная в ставке персов, стала апологией Спарте и спартанцам. И не так уж важно, передает ли Геродот подлинные слова Демарата или вся речь спартанского изгнанника — это конструкция самого Геродота. Важно другое: Геродот, включив речь Демарата в свою «Историю», тем самым поставил спартанцев на недосягаемую высоту. Никто до Геродота не оценивал так высоко военную мощь и моральный дух спартанских граждан. Приведем слова Демарата, обращенные к Ксерксу:

«Ведь я уже раньше, царь, когда ты еще собирался в поход на Элладу, рассказывал тебе об этих людях. Но ты поднял меня на смех, когда я тебя предупреждал, каков, по-моему, будет исход этого предприятия. Ведь для меня, царь, говорить правду наперекор тебе — самая трудная задача. Но все же выслушай меня теперь. Эти люди пришли сюда сражаться с нами за этот проход, и они готовятся к битве. Таков у них обычай: всякий раз, как они идут на смертный бой, они украшают себе головы. Знай же, царь, если ты одолеешь этих людей и тех, кто остался в Спарте, то уже ни один народ на свете не дерзнет поднять на тебя руку. Ныне ты идешь войной на самый прославленный царский род и на самых доблестных мужей в Элладе» (VII, 209).

Но эти слова не убедили Ксеркса. Персидский царь, надеясь на благоразумие Леонида, не сразу начал военные действия, дав ему четыре дня на размышления. С точки зрения царя, нежелание греков отступать объяснялось исключительно их «наглым безрассудством». На пятый день против армии Леонида были посланы наиболее боеспособные после самих персов отряды мидян и киссиев «с приказанием взять их живыми и привести пред его очи». Однако, несмотря на то, что схватка длилась целый день, греки отбили все атаки противника. И, как пишет Геродот, к концу дня «всем стало ясно, и в особенности самому царю, что людей у персов много, а мужей [среди них] мало» (VII, 210).

На следующий день против Леонида были посланы лучшие отряды, состоящие исключительно из самих персов. Это были так называемые «бессмертные» — цвет персидской армии — во главе с их начальником Гидарном. Но и они не добились успеха, поскольку не смогли развернуться в узком ущелье, а копья их были короче, чем у эллинов. Грекам удалось отбить все их атаки. По словам Геродота, в рукопашном бою греческие гоплиты наносили огромный урон персам. Они демонстрировали и лучшую выучку, и лучшее вооружение. Столь же успешно сражались греки и на третий день (VII, 211–212).

Для Ксеркса подобное развитие событий было полной неожиданностью. Царь не знал, что делать дальше. И тут объявился предатель[100]. Геродот рассказывает, что в ставку персов пришел некий Эфиальт, малиец[101]. «Надеясь на великую царскую награду, он указал персам тропу, ведущую через гору в Фермопилы, и тем погубил бывших там эллинов» (VII, 213). Ксеркс, прекрасно знавший особенности военных действий в горах, немедленно послал туда свой самый лучший тяжеловооруженный отряд во главе с Гидарном, начальником телохранителей царя. Геродот не называет численности войска Гидарна, но ядром его, конечно, было 10 тысяч «бессмертных» (VII, 83). Согласно Диодору и Юстину, у Гидарна было 20 тысяч солдат (Diod. XI, 8, 5; Justin. II, 11, 5). Отборный отряд персов двинулся по Анопее, тяжелой и опасной горной тропе, ведущей в тыл греческой армии. Персы шли по этой окружной дороге всю ночь и на рассвете, оказавшись на вершине горы, внизу увидели небольшой гарнизон греков. Гидарн успокоился только тогда, когда Эфиальт его заверил, что это не спартанский отряд, а фокидский. Отряд фокидян[102], заранее посланный Леонидом охранять выход со стороны обходной дороги, заметил персов слишком поздно и, не оказав никакого сопротивления, разбежался. По словам Геродота, фокидяне «под градом стрел тотчас же бежали на вершину горы… и уже приготовились к смерти». Но Гидарн не стал преследовать бежавших фокидян и поспешно начал спуск (VII, 215–218).

Далее Геродот рассказывает о том впечатлении, которое оказала на греков весть о приближении персов с той стороны, где их никто не ждал. Было немедленно собрано совещание союзников. На нем только Леонид заявил о своем твердом намерении защищать Фермопилы, несмотря на реальную опасность быть окруженным и уничтоженным. Свое решение он аргументировал тем, что «ему самому и его спартанцам не подобает… покидать место, на защиту которого их как раз и послали». Таким образом, царь Леонид принял решение сражаться и погибнуть, следуя закону своей страны и исполняя воинский долг. Остальные союзники за редким исключением склонялись к тому, чтобы уйти, пока не поздно. Геродот утверждает, что Леонид не только не препятствовал их уходу, но, наоборот, сам «отослал союзников, чтобы спасти их от гибели» (VII, 219–220).

О мотивах решения Леонида историки много спорили еще в древности, и в современной литературе эти споры продолжаются. Так, например, Эндрю Бэрн, профессор университета в Глазго, считает, что у Леонида просто не было другого выхода, как только остаться и дать возможность остальным грекам безопасно отступить. Ведь он, будучи опытным военачальником, прекрасно понимал, что, не встретив никакого сопротивления, персидская конница легко бы смяла и уничтожила всех греков[103].

Мы полагаем, что ситуация, описанная Геродотом (VII, 219), заслуживает доверия, но, как верно замечает В. М. Строгецкий, в постгеродотовской традиции она была сильно приукрашена как драматургами, так и