Читать книгу - "Воспоминания провинциального адвоката - Лев Филиппович Волькенштейн"

забывают обиды и продолжают свою обычную жизнь. Не могу даже сказать, по чьему характеру из нас так сложилась наша жизнь. Мы не занимались пустяками, когда строили жизнь. Видимо, уступали друг другу, не проявляя бессмысленного, зачастую встречающегося упорства: «Я так хочу». А разумная любовь подсказывала, какими должны быть отношения в семье. Я был неизменно предупредителен к жене, заботлив и нежен. Моя жена всецело отдала свою жизнь детям и мне, и у нас не было повода быть недовольными когда бы то ни было друг другом. Счастливы мы были и здоровьем. Софья Ефремовна никогда не хворала, не знала поездок для лечения в курорты, сама выкормила троих детей (Алечку не могла кормить из‑за случайного нарыва на груди). Роды проходили на редкость спокойно и скоро. Рожала обычно утром, часов в семь-восемь утра. К одиннадцати-двенадцати уже пищит новый человечек. Софья Ефремовна блаженно улыбается и беспокоится — пил ли я чай, завтракал ли хорошо и не очень ли волновался? Теперь мне 71 год и восемь с половиной месяцев. Софье Ефремовне 64 года. Я нахварываю, стареем. К несчастью, революция нарушила нашу жизнь, разорила, забросила на чужбину, но Софья Ефремовна осталась все так же безгранично любящей, заботливой женой и матерью. Счастлива, что видит детей, не думает о потерянных удобствах жизни и совершенно примирилась с неизбежным «настоящим». В любви и дружбе проживем положенное…

Наши дети, выросшие в большой нашей любви, неизменно к нам заботливы, внимательны и проявляют много любви — точно хотят рассчитаться чувствами, вознаградить нас. Особенно ласковы Ольга и Женя (Оляша и Женявочка), печально сложилась до сего судьба Алечки, а Юра еще растет и дурит[133].

Внучата у нас славные. Андрюша[134] — умница, славный, «чистый мальчик», хорошего направления, правдивый, любит учиться, пытлив. Смешной эгоистик! Он полагает, что бравый муж не должен быть нежным, не должен признавать родство, ибо любовью к маме совершенно исчерпываются все его чувства. Но вдруг вся его теория лопается, и он ласкается, как котенок, и делится «своими задушевными мыслями» со мной. Недостаток средств лишает возможности дать Андрюше лучшую обстановку и предоставить ему возможность учиться всему по его влечению. Но я уверен в том, что он преодолеет обстоятельства, осилит многое и выйдет просвещенным работником. Когда-то мечтал я о том, как обставлю этого особенно мне дорогого внука… Мариночка[135] — жизнерадостная, умная, здоровая девочка. Несмотря на свои десять лет, она прекрасно разбирается во многих жизненных вопросах и в окружающей обстановке. Так же способна, как и Андрюша, прилежна, любит учиться, всегда с книжкой, ласковая, веселая, шумливая. Идеал хорошей девочки! Грущу, что живу вдали от них и лишен общества умных и славных детей.

Митя[136] — бесконечно добрый мальчик, внимательный к семье, рад быть полезным, помочь. Насчет учения слабоват и однажды со вздохом поверил мне свою тайну: «А знаешь, дед, я учиться не люблю». Ему нужна бы иная обстановка. Ему нужна хорошая школа, и он требует большой уход, пока окрепнет и проникнется ученьем. Всего этого он лишен. Глупые иностранки, малокультурные, неизвестно почему ставшие наставниками детей, мудрят над ним. Наблюдаю этих дур восемь лет и вижу, что они стремятся сделать Митю и очаровательную Анночку[137] похожими «на себя», ибо они сами считают себя «совершенными». По природе Митя неглуп, но тупые англичанки задержали его развитие, и он в десять лет еще бебешка[138]. Главное обучение шло на предмет, как должен держаться джентльмен, как надо держать ложку и прочие благоглупости… Меня беспокоит жизнь Митеньки, а я бессилен что-либо изменить. Если еще года два способ его учения не изменится, начнутся «неприятности», и мальчик не приспособится к труду. Анночка — очаровательное существо, хорошенькая, здоровенькая, веселая, наблюдательная, умница, всегда старается найти объяснения событию, останавливающему ее внимание, добросовестно учится. Нормальное прекрасное дитя. Клопику всего семь лет, а рассуждает на своем русском вполне обоснованно и умно. Ум у нее здоровый, и глупые англичанки не притупили его. У нее точно два мира. Она слушается очередной «мисс», исполняет их требования, а внутренне переживает все по-своему. Пытлива и находит толковое объяснение по каждому доступному ей вопросу. С Митенькой и Анночкой я очень дружен, со мной они исключительно нежны. Анночка подолгу сидит на моих коленях. «Это мой диван», — говорит она. Митенька любит мои обычные с ними шутки. Мы много шалим, смеемся, шутим к ужасу иностранных дур, которые считают, что я порчу детей… Да, детей надо готовить к новой жизни. Им придется зарабатывать, создавать самим уклад жизни, ничего для них родители не смогут сделать, как в старинку делалось, почему надо им дать знания, подготовить к жизненной борьбе, узнать, к чему дети способны, научить их трудиться и полюбить труд, чтобы они могли завоевать себе жизнь.

1917–1921 год

В 1917 году мне исполнилось шестьдесят лет. Задолго до 1917 года я решил к этому времени прекратить занятия адвокатурой. Мечтал перейти к занятиям судьи, заняться общественной деятельностью, но, как еврей, мог только мечтать. Я был утомлен. Большая суетная работа в течение тридцати пяти лет изрядно меня потрепала, интерес к «ведению дел», к защитам иссякал, а трепаться из‑за денег было бессмысленно, ибо средства у меня были хорошие, дети выросли, дочери вышли замуж, сын окончил университет и мог заняться адвокатурой.

Условия провинциальной работы тяжелы. Я состоял юрисконсультом:

1. Азовско-Донского и Ростовского купеческого банка. Банки давали много исковых дел по векселям и другое.

2. Фирмы Генрих Ланц, продававшей земледельческие машины[139]. В Ростове была главная контора, и все дела по искам, по договорам предъявлялись в Ростове. Иные годы я предъявлял до двухсот исков. Правда, дела были несложные, большею частью бесспорные, но были и спорные, с которыми было много возни. Моя деятельность ограничивалась передачей исполнительных листов.

3. Ростово-Нахичеванского трамвая[140]. Крайне беспокойные «увечные дела». Пьяный, дикий народ пытался садиться на ходу трамвая, перебегали и переезжали пути, соскакивали на ходу. Вагоновожатые соответствовали населению, и редкий день обходился без «случаев». Дел было много. Вели их истцы зачастую нечистоплотно: ложные свидетели, преувеличенные убытки и прочее[141].

4. Русское общество вывозной торговли[142] давало много работы. Скупка, доставка и вывоз за границу больших грузов зерна на собственной флотилии вызывали много исков. Были дела об авариях.

5. Бильярдные фабрики Гоца (Ростов и Петербург под фирмой Фрейберг). Они давали на прокат бильярды с принадлежностями на всю Россию, продавали в рассрочку, и сотни исков проводились ежегодно.

6. Большая писчебумажная фабрика Панченко[143].

7. Пятнадцать лет вел все городские дела как юрисконсульт Ростовской городской управы.

8. Сулинский завод, железоделательный[144].

Эти юрисконсульства образовали целый департамент дел с отдельными деловыми книгами, отчетностью и прочее.