Читать книгу - "Время в средневековом городе - Коллектив авторов"

присланным в Герольдмейстерскую контору, был летописец «О стране вятской» – сочинение конца XVII – начала XVIII в., описывающее историю Вятской земли с ее заселения славянами до середины XVI в.[257] В ответ на запросы 1760 г. ряд летописных выдержек был получен из сибирских канцелярий. При этом Д.Я. Резуном были выявлены случаи, когда канцеляристы отрицали наличие летописцев даже в городах, где, по свидетельствам других источников, они определенно были[258].

На свидетельства летописей («в летописцах показано») канцеляристы ссылались, датируя основание Владимира – единственного древнерусского города, история возникновения которого была подробно изложена и в анкетах 1724 г.[259], и в анкетах 1760 г.[260] По словам респондентов, город был поставлен «в пришествие от Киева великого князя Владимера в лето 6498 [990] и в свое имя оному граду нарече звание Владимер и вся люди крестил, а в лето 6666 [1158] благоверный великий князь Андрей Юрьевич Боголюбский оной град Владимер строением распространил»[261]. Это было редкое исключение на фоне молчания остальных отвечающих.

Отсутствие письменных документов, повествующих о городской истории, вынуждало канцеляристов обращаться в своих изысканиях к устным преданиям и рассказам старожилов. Эти источники не сохраняли точных датировок. Используемые в них временные категории – «в древние годы», «в прошлых де давних годех», «слыхали де оне от отцов и дедов и прадедов своих» и т. д. – отсылают к свойственной фольклору обобщенной «старине». Подтверждением подлинности устных свидетельств и одновременно своеобразным связующим звеном между «древними временами» и «современностью» становились существующие «и поныне» топонимы и материальные памятники прошлого.

В 1760 г. из Киева писали: «что оный город верхний давно был от татар и других народов осаждаем и разоряем, о том с происходимого в народе слуху известно, но когда именно и от кого те разорения чинимы были, неизвестно»[262] [здесь и далее курсив мой. – В.Т.], а также что «при Киеве старых городов оставшихся развалин и городищ и никаких признаков ныне почти не видно, кроме что по народной молве над рекою Лыбедью было не малое жилье, также близ Киево-Межигорского монастыря на горе был князя Владимира двор, которое место называется и поныне Вышгород»[263].

«По слухам» помнили о татарских набегах в стоявшем на Белгородской засечной черте Валуйске: «в котором именно году и по какому резону построен в валуиской архиве точного известия не отыскалось и по слуху влекущему от старожилов видимо, что строен по признакам от набегов неприятельских людей татар, для того что оной город состоит от поганской стороны весьма пограничной». О том же, по словам канцеляристов, свидетельствовало нахождение около города большого военного склада («магазина») для снабжения полков, состоявшего некогда «весьма в немалом числе провианта», «которого и поныне след значится»[264].

К обобщенным «древним временам» относились и воспоминания о Смуте. «По известию обывателей, Польшею в древния годы» был разорен город Серпейск[265]. Из Волоколамска отвечали, что «по сказке волоколамского солдатской слободы жителей отставного солдата Степана Толстикова да прежних служб солдатских детей положенных в подушной оклад Степана Садомова с товарищами показано, слыхали де оне от отцов и дедов и прадедов своих и тои слободы от старожилов, что в прошлых де давних годех от поляков город Волоколамск был осажден, токмо не взят, и то польское войско стояло напротив города на север за речкою Городенкою в поле от городовой осыпи в версте, где и поныне есть наподобие шанцов вал, которое место в поле и ныне называется Полки»[266]. О том, что «город в прошлых давних годех не по одно время от польских людей был в разорении»[267], сообщалось в ответ на анкету Герольдмейстерской конторы из Великих Лук.

Для канцеляристов из Суздаля главным доказательством бывших военных конфликтов оказались обнаруженные ими остатки старинного оружия. Они писали, что хотя об основании города «достоверного описания в Суздальской провинциальной канцелярии не имеется: но признавательно оное канцелярией, что го-родовое строение строено было от защищения иноплеменников и междоусобныя брани», поскольку «при суждальской провинциальной канцелярии в каменном архиве хранятся древние самопалы (кои ныне за самою ветхостию и заржавением уже негодны), ядра каменные великие посредственные и малые и железные рубленыя малыми частями картечи и свинец, к тому ж из древних рукописных воеводских списков видится, что все гражданские жители, то есть до архиерейского Спасского и Покровского монастырей служители, расписаны были кто с бердышами и саблями, а иные с копьями и другим студеным оружием»[268]. Приведенное свидетельство, безусловно, показывает искреннее желание ответчиков предоставить как можно более полные сведения о городском прошлом. Однако оно демонстрирует и то, что орудия, сохранившиеся, вероятно, со времен осады и разорения Суздаля в Смутное время, горожане середины XVIII в. уже не могли идентифицировать. Об этом красноречиво свидетельствует единственный вывод, к которому они пришли: «знатно каковые-нибудь неприятельския были на город нахождения»[269].

Дефицит точных дат по отношению к светской истории в ответах канцеляристов компенсировался детально излагавшейся историей церковной. Ценным источником датированных сведений о событиях прошлого для респондентов оказались жития средневековых святых. В частности, наиболее подробным свидетельством о Батыевом нашествии, полученным в ходе анкетирований, было сообщенное в 1724 г. из Зарайска предание о благоверном князе Феодоре, княгине Евпраксии и их сыне Иоанне, известное по «Повести о разорении Рязани Батыем»: «в том городе исстари было княжение и в прошлом 6745 [1237] году приходил при владенье великого князя Феодора Георгиевича безбожный царь Батый в рязанскую землю с многими воины и стоял на реке Воронеже. И оный князь Феодор Георгиевич по повелению отца своего благоверного великого князя Георгия Ингоревича ходил к царю Батыю з дары, чтоб он не воевал рязанския земли. И оной царь Батый его великого князя Феодора Георгиевича убил досмерти, и благоверная ево княгиня Евпраксия, услышав о убиении ево великого князя, ринувся с храмине с сыном своим Иоанном Федоровичем и заразишася досмерти, и того ради зовется город Зарайск»[270].

Из Солигалича в 1763 г. сообщали о чуде святого Макария Желтоводского, явленном во время набега казанских татар: «в прошлом 7040 [1532] году генваря 18 дня здешней город по наитию поганых варвар в четыренатцати тысячах осажден был, которой явлением преподобнаго чудотворца Макария Желтоводского и Унженского чудотворца от оных поганых варвар избавлен»[271]. Заметим, что это чудо святого было «посмертным», т. к. сам он жил во второй половине XIV – первой половине XV вв.

Ростовская анкета передавала предание об основании в 1553 г. Иоанном Грозным Богоявленского собора в Авраамиевом монастыре – одного из первых обетных храмов, возведенных им по взятии