Читать книгу - "Эрик Булатов рассказывает. Мемуары художника - Эрик Владимирович Булатов"

Вот эта часть путешествия была очень неприятной, потому что на танкере вообще не было запаса воды, мяса, хлеба, только много селедки. И что хочешь, то и делай. Хорошо еще, что продолжалось это не очень долго, примерно неделю мы мучились.

Во Владивостоке оказалось все спокойно, благополучно и интересно по-своему. А возвращались мы на обычном поезде больше десяти суток. В дороге покупали еду на станциях, где были буфеты или просто какие-то магазинчики. Выбирали и отправляли за покупками дежурного, чтобы не всем выходить на станции. И в случае если кто-то отстанет от поезда, не всех придется искать. Нашей основной едой был зеленый горошек в баночках. По возможности старались купить хлеб. Очень много времени поезд стоял в полях, каких-то пустынных местах или на промежуточных станциях. Поэтому очень отставал. Для того чтобы нагонять время, большие станции старались быстро проскочить. Поэтому мы не могли толком купить себе нормальную еду. Дорожное движение было все-таки налажено плохо. Тем не менее в результате мы приехали почти вовремя, ненамного отстали. Доехали до Москвы, и слава богу.

Путешествие в Индию

Путешествие в Индию было, конечно, самым значительным и самым интересным из всех наших институтских поездок. Тогда это был Восточный Пакистан, а потом, после объединения земель, образовался Бангладеш. А Бенгали – это устье Ганга, километры разных речек. Мы туда везли продовольствие. Стояли на рейде все время, потому что в город нас не пустили, совершали на шлюпке небольшие прогулки и даже один раз забрались в джунгли. А там – совершенно другой мир: стена леса, через которую нельзя пробраться. Непонятные звуки, крики, стоны раздаются, рычание, может охота шла. И диковинные лесные попугаи летают. На воде в шлюпках сидели местные жители со своими рыболовными снастями и ловили рыбу. И вдруг они все загалдели и стали нам показывать жестами: нельзя в воду спускаться, там крокодилы. Пришлось их послушаться. По деревням мы тоже могли ходить, и я там очень много рисовал. Потом пароход разгрузился, отправились в Калькутту и стояли какое-то время в порту. Нам сделали пропуск, так что можно было уходить утром и возвращаться вечером.

Калькутта поразила меня своей красочностью, весельем, невероятным оживлением. Я был ошеломлен и рисовал людей, уличные сценки, дома. Все охотно позировали, сразу собиралась толпа, наблюдавшая за тем, как я рисую. Побывал в каких-то замечательных внутренних пространствах. Не знаю, буддисты там жили или не буддисты… Это такое святое место, и там вслух читают священные тексты. У каждого лежит своя открытая книга, и человек шесть штудируют эти Священные Писания. За окном, за открытой дверью на балкон – сверкающий, сияющий, яркий солнечный город, а в комнате всё в полумраке, на полу ковры, на них старинные тексты. Я пытался такую картину написать, но вышло не очень удачно. Запомнилось священное омовение в Ганге. Тут не только рисовать было нельзя, но даже запрещали фотографировать, поскольку вокруг все были абсолютно голые.

К сожалению, наше посольство отнеслось к нам настороженно и ничем не поддержало, никаких поездок, маршрутов нам не организовали. За пределы Калькутты мы никуда не могли выбраться. Из официальных празднеств, посвященных нашим посещениям, помню лишь, как однажды по приглашению индийской стороны мы оказались на торжественном обеде в каком-то роскошном доме, даже, может быть, во дворце. За спиной каждого гостя стоял услужливый официант, и это было очень торжественно. Женщины одеты в красочные розовые, желтые, синие сари. Над крышей тропические лианы, на них висели обезьяны. Они с криками носились повсюду и даже залезали в комнату, где у нас было пиршество, но никто их не гнал, потому что индийцам было привычно.

Из Индии отправились на Цейлон, но я уже к этому времени так устал, что ни на что не реагировал, а просто отсыпался. Правда, еще раз мы оказались в южной части Индийского полуострова, тогда еще французском владении. Очень сильное впечатление на меня произвела индийская деревня, где стены домов были расписаны и разрисованы от руки. К источнику воды приходили женщины со своими роскошными кувшинами. Я такую картину написал, и она оказалась удачной. Кое-какие наброски того времени у меня сохранились. В Москве в институте лучшие работы отбирались в Худфонд, поэтому многих рисунков у меня нет. Большую роль в отборе сыграли мои оценки, ведь я был круглым отличником. На меня очень надеялись, иностранцам первым делом показывали мои работы.

Когда мы должны были возвращаться, возник конфликт между Турцией и европейцами из-за финансовой недоговоренности, и Суэцкий канал могли закрыть. Если бы это случилось, пришлось бы добираться домой вокруг Африки и Европы, хотя, что скрывать, хотелось, конечно, посмотреть и Францию, и Италию, но все-таки руководителям удалось договориться, и мы успели проскочить. Когда шли через Индийский океан, начались жуткие штормы. Сначала мы развлекались, бегали от волн, а чтобы успеть проскочить, надо было выскользнуть из каюты и добежать до другой раньше, чем пойдет следующая волна. Вскоре нам запретили эти игры, и дальше было не до шуток: мне стало плохо, началась морская болезнь. Мучила она меня жутко до самого Восточного Пакистана.

В отличие от комфортабельного Северного путешествия, здесь мы были оформлены как члены экипажа, поэтому должны были выполнять работу, которую делали все матросы. В частности, надо было обстукивать всю палубу, обраставшую ракушками, а это трудно, тем более на жаре. Мы не халтурили и делали свою работу добросовестно, поэтому экипаж к нам хорошо относился.

Когда шли через Суэцкий канал, с нами плыли египетские рабочие, с ними пришлось быть начеку: моментально все пропадало! Причем они потом стали реально наглеть. Однажды я сидел в каюте, открылась дверь, из-за нее высунулась физиономия египтянина, рука потянулась – и полотенце хвать. Я пришел в бешенство. Отобрал у него всё, а он еще и обиделся. Но выглядели эти египтяне очень эффектно. У них совсем другой тип лица. Арабы все молодые, красивые. Минимальная одежда – на поясе набедренная повязка. Все это было не наше, другое, и все это удивляло.

Средняя Азия

После смерти Сталина многое стало меняться. Информация об искусстве пошла более активно. И сразу стали появляться молодые ребята, которые старались что-то такое делать иное, толком не понимая ничего, но важно, чтобы другое, не советское. Я в Международном фестивале молодежи и студентов не хотел принимать участие. Мне казалось, что все фальшивое, вранье. Свобода, свобода, свобода. Какая уж тут свобода. Не