Читать книгу - "Уральская копилка - Владимир Павлович Бирюков"

— Для чего они, такие вещи, беднякам! Да и зачем на чужое счастье зариться? — и пожертвовал свой выигрыш в пользу сирот того же приюта.

В другой раз на такой же лотерее ему достался огромный фикус. Отец опять не взял выигрыш; не взял и предложенную взамен довольно крупную по тем временам сумму, пожертвовав ее в пользу сирот.

Свои досуги он уделял чтению книг, одобрял те, в которых выражалось отрицательное отношение ко всякого рода людской эксплуатации. И случись, что свекор дочери, Марии Евдокимовны, тоже заводской рабочий, вдруг вздумал завести торговлишку. Отец Марии воспротивился намерению свата:

— Не обвешаешь — не продашь, а не продашь — пользы не получишь; торговать — значит обманывать людей…

Маленькой Маше надо бы в школу ходить учиться, а в то время среди рабочих было распространено мнение, что девке грамота не нужна: «только модникам (любовникам) записки писать!» И девочку в школу не отпустили. А она все-таки выучилась сама, когда другие дети стали ходить в школу — с их слов и по их учебникам.

Минуло Маше шестнадцать с половиной лет, и выдали ее замуж также за рабочего, трудившегося в то время «на песке» — по добыче горного песка для заводских дел. Вспоминая об этом, Мария Евдокимовна откровенно сознается, что вышла замуж не по любви:

— Раньше-то, может, сотня шла не по желанию и только одна — своей охотой. Говорили: «Стерпится — слюбится»… Что же, нас не в кадочку солить — и выдавали. Раньше-то везде так было — и по городам и по деревням…

Овдовела Мария Евдокимовна за год до Октября.

— В один год у меня случилось, — рассказывала она, — сына забрали в солдаты, муж умер и коровушку убили, — даже все не через долго. В июле сына забрали, в сентябре муж умер, а тринадцатого октября коровушку убили на станции; говорят, к картошке подошла — картошку грузили…

В моих сборниках уральского фольклора читатель не раз встретится с текстами, записанными от Марии Евдокимовны, как, например, в книге «Урал в его живом слове» (Свердловск, 1953), на стр. 106—107 с песней:

Отправляюсь в путь-дороженьку,

В путь-дороженьку незнамую.

Шириною она не широкая,

Долиною она конца краю нет.

Никто-то по ней не прохаживал,

Никто следичка не прокладывал.

Только гнали по ней один табун коней;

Наперед-то идет свет чубарый конь,

На коне-то сидит добрый молодец.

Он не пьяный сидит, сам шатается,

И слезами он заливается.

На все стороны низко кланяется:

«Прощай, тятенька, ро́дна мамонька!

Прощайте, дом-семья, молода жена,

Молода жена, малы детоньки!»

В начале 40-х годов по радио из Москвы стали передавать песню «На коне вороном выезжал партизан». Записана она мною в городе Верхнеуральске в 1936 году, вскоре появилась в печати, а потом известный композитор В. Г. Захаров переложил ее на музыку.

Записанную мной же в конце 40-х годов от дежурной одной из челябинских гостиниц Н. С. Гладких песню «Нас пугали Пугачевым» руководитель Уральского народного хора Л. Христиансен ввел в репертуар хора.

В ЕДИНСТВЕННОМ ЭКЗЕМПЛЯРЕ…

Рукописи — ценнейшая часть памятников истории человеческой культуры. Когда-то, до изобретения книгопечатания, они были единственным средством сохранения человеческой мысли, фактов истории. Для нас ценны рукописи не только древние, но и новые, недавнего прошлого, — ведь это документ или произведение, оставшееся в единственном экземпляре. Каждый такой документ таит в себе что-то неповторимое.

Даже черновик рукописи, опубликованной в печати, и то неповторим — он несет на себе следы творческой работы автора, вводит в его творческую лабораторию.

В моем собрании много сборников-альбомов с песнями, стихами, сказками, пословицами и поговорками. Иным сборникам свыше ста лет, другим — не больше десятка, а все они — явление нашей культуры.

Есть также рукописи с описанием каких-либо географических районов, исторических явлений, художественные произведения неизвестных авторов. Есть и многостраничные (многотомные) рукописи воспоминаний, исторических и бытовых очерков, как, например, десятки ученических тетрадей, полученных от камышловского учителя Ю. Г. Самброса и других лиц.

Самым же дорогим и любопытным образцом рукописи является рукописный экземпляр комедии Грибоедова «Горе от ума», помеченный 1827 годом. Получил я его в обмен на первое издание «Малахитовой шкатулки» П. П. Бажова от одного старого жителя Шадринска. По-видимому, экземпляр этот попал либо из Москвы, либо из Петербурга в Тобольск, в семью Новицких, а когда одна из Новицких вышла замуж за шадринца, то привезла сюда этот список грибоедовской комедии. О нем довольно подробно я рассказал в книге «Записки уральского краеведа» (Челябинск, 1964 год).

Фотокопия рукописи «Горе от ума».

Есть и другие рукописные книги, например, духовного содержания, порой очень старые.

Каждая из них имеет свою историю, порой очень любопытную. С некоторыми такими историями мне и хотелось бы познакомить читателей.

«КНИГА ПРИКЛАДНАЯ ДЕНЕЖНАЯ И СКОТСКАЯ»

Неприглядная с виду эта странная «Книга». Сброшюрованные в тетради листы шероховатой, с водяными знаками бумаги — в четвертушку. Тетради эти сшиты вместе и сверху обложены лоскутом выделанной кожи, причем нижняя половина лоскута срезана треугольником и заходит на верхнюю. От верхушки треугольника идут сохранившиеся остатки кожаных же вязок.

Неприглядна с виду, а многоценна «Книга» эта. За ней интересные страницы истории родного мне Зауралья. Называется она, как гласит надпись на титульном листе: «Книга прикла́дная денежная и скотская», то есть книга учета пожертвований (прикла́дов), поступивших в Далматовский монастырь с 1674 по 1703 год.

* * *

После Ермакова похода прошло чуть больше полувека, как некие Шипицины и Королевы, жители уже основанных к тому времени русских слобод Ирбитской и Невьянской, явились на место впадения реки Течи в Исеть, договорились с владельцем этого места тюменским феодалом-татарином Илигеем и принялись промышлять выдр и бобров, а попутно и рыбу ловить.

Поемные места густо поросли повитым хмелем аремашником: ольха, ива, черемуха, смородина, калина; на песках — густой сосновый бор, а выйти из долины — березовая с осинником лесостепь. Чистые от леса места — чернозем — мечта хлеборобов…

Прошло совсем мало времени, и в 1644 году сюда же, на слияние Исети и Течи, пожаловал из Тобольска бывший военный человек, а теперь монах Далмат, прежде носивший имя Дмитрия, по отчеству Ивановича, а «писался» Мокринским. Возможно, был он по отцу украинцем, а по матери несомненный татарин.

Шипицины и Королевы вознегодовали: «Сегодня монашевская келейка, а там, смотришь, монастырек!» Начались склоки, понеслись жалобы хозяину места Илигею. Тот уже собрался наказать нахала, как узнал, что Далмат по матери совсем близкий