Читать книгу - "Лехаим, бояре, или Мельпомена смеется. Актерские байки - Татьяна Борисовна Альбрехт"

Вечером спектакль, все нормально, доходит до смерти Ларисы, Карандышев: «Так не доставайся же ты никому!», наводит пистолет, у реквизитора опять осечка. Вдруг, с паузой в секунду, из разных концов за кулисами раздается неимоверный грохот: суфлер лупит пьесой об стол, монтировщики – молотками по железу, осветитель бьет лампочку. Лариса явно не понимает, что это выстрел, ибо на выстрел эта беда никак не походит, и продолжает стоять. Из зала крик: «Тебе ж вчера сказали, гранатой ее глуши!».

* * *

Одно время в театрах было запрещено пользоваться стартовыми пистолетами. Категорически приписывалось пользоваться на сцене макетами оружия, а выстрелы подавать из-за кулис. В одном театре на краю каменоломни стоит связанный комсомолец, а фашист целится в него из пистолета. Помреж за кулисами замешкался. Выстрела нет и нет. Фашист ждал-ждал и в недоумении почесал себе висок дулом пистолета. В этот самый момент грянула хлопушка помрежа! «Фашист», будучи артистом реалистической школы, рухнул замертво. Тогда комсомолец, понимая, что вся ответственность за финал легла на него, с криком «Живым не дамся!» бросается в штольню. Занавес.

* * *

Игралась в театре некая героическая музыкальная драма – с любовью, смертями и прочей патетикой. И вот за несколько часов до спектакля обнаруживается, что местная прима объелась мороженого и заглавную партию петь никак не может. Голос сел. Как говорится, всерьез и надолго. Режиссер – в панике: билетов, как на грех, раскупили много. И тут… в общем, совсем как в голливудском сюжете на тему «Так становятся звездами». Является к режиссеру одна молоденькая хористочка и заявляет, что она всю жизнь мечтала об этой роли, что она знает все арии, что она готова без единой репетиции все отпеть и отыграть, и т. д., и т. п. Режиссеру, в общем-то, деваться особо некуда. Он машет рукой и выпускает юное дарование на сцену. Но как только занавес поднялся и дарование открыло свой прелестный ротик, тут же обнаружилось, что голливудский сценарий в степях Украины ну никак не проходит. Поет юное создание прескверно, играет еще хуже. Режиссер за сценой мучается. Но не останавливать же спектакль, раз начали! Доходит дело до второго акта. Кульминация: героиня встречается со своим бывшим возлюбленным и в самый патетический момент призывает его: «Вбий мене!» (т. е. «Убей меня!» – спектакль идет по-украински). И герой должен совершить свое черное дело. Ну, юное дарование на сцене, как положено, раскидывает руки и восклицает: «Вбий мене!». Герой бросается на нее с бутафорским ножом и тут… Надо полагать, что лицо у артиста и вправду было зверское – намучился с партнершей за спектакль! Но так или иначе, а юная хористочка испугалась всерьез. И в последний момент отскочила в сторону. А стало быть, и не дала себя заколоть – как по роли положено. Оба стоят. Что делать – никто не знает. В конце концов хористочка решает продолжить с той же точки. Опять раскидывает руки и кричит: «Вбий мене!». Герой – на нее. А она, с перепугу – опять в сторону! В общем, повторилась история и в третий раз. Но тут уже герой изловчился, отловил-таки девицу и, как положено по роли, «убил». В этот момент за сценой должен был грянуть патетический хор. Но хор не грянул. Не грянул он потому, что все хористы и хористки стояли, согнувшись пополам, или катались по сцене (за задником) в припадке неудержимого хохота. А хохотали они потому, что режиссер спектакля, стоя рядом с ними и видя, что творится на сцене, стал биться головой о ближайшую трубу и приговаривать: «Поймай ее, суку, и убей! Поймай ее, суку, и убей!».

Вот до чего доводит людей искусство.

* * *

Однажды в «Евгении Онегине» секундант перепутал пистолеты и подал заряженный Ленскому. Ленский выстрелил, Онегин от неожиданности упал. Ленский, чтобы как-то заполнить понятную паузу, спел известную фразу Онегина: «Убит!». Секундант в замешательстве добавил: «Убит, да не тот».

* * *

Москва. Заезжая труппа давала в Михайловском манеже в Петербурге «Тараса Бульбу». В сцене, где Тарас убивает своего сына, Бульба мучительно долго стаскивал с плеча зацепившееся ружье, приговаривая: «Подожди, Андрий, вот сейчас я тебя убью!». Бедняга Андрий терпеливо ждал пока его убьют, а ружье все никак не поддавалось. Наконец распутав ремень, Тарас воскликнул: «Я тебя породил, я тебя и убью!» – и нажал курок…

Не тут-то было, осечка. «Погоди, Андрий, я тебя сейчас убью! Я тебя породил, я тебя и убью!» – запричитал снова Тарас Бульба, тщетно нажимая на курок под гомерический хохот зала. Наконец, за кулисами кто-то сжалился и ударил доской об пол, имитируя выстрел… Увы, в этот момент отчаявшийся Тарас Бульба уже рубил сына саблей.

* * *

Андрей Тарковский в 70-х годах ставил в Ленкоме «Гамлета». Спектакль заканчивался тем, что тело Гамлета несли по сцене, клали на помост, и Горацио трагично произносил «Смотрите!..» Принца Датского играл Анатолий Солоницын, Горацио – Александр Абдулов.

И вот на одном из спектаклей Гамлета несут по сцене и прямо возле помоста с головы Анатолия Солоницына падает прикрывавшая лысину накладка. «Умерший» принц дёрнул руками, Горацио незаметным пинком отправил накладку вглубь сцены и срочно дали затемнение.

В темноте слышалась возня и страшный шёпот Солоницына: «Где накладка?.. Нашёл!» Зрители смеялись в голос, а когда на сцене дали свет – начали трястись от смеха актёры: в темноте Солоницын надел накладку задом наперёд. Стоявший около Гамлета Абдулов с трудом выдавил «Смотри-и-ите…» и не по сценарию убежал за кулисы.

* * *

Балет Минкуса «Дон Кихот» уже бог знает сколько времени благополучно идет на сцене питерского Мариинского театра. И вся история данного балета на данной сцене распадается на два периода: период «до» и период «после». Период «до» характеризовался тем, что Дон Кихот и Санчо Панса разъезжали по сцене соответственно на коне и на осле. И конь, и осел были живыми, настоящими, теплыми. Период «после» характеризуется тем, что Дон Кихот и Санчо Панса шляются по сцене пешком. Не славные идальго, а пилигримы какие-то. Куда подевались конь и осел? Сдохли? Сожраны хищниками?

Версии таинственного исчезновения со сцены коня и осла плодились, как грибы после дождя. Я же получил сведения о происшедшем от своего родственника, который работал осветителем в Мариинском театре. Он утверждает, что все было именно так. Не знаю. За что купил, как говорится, за то и продаю.

Итак, душераздирающий случай, поделивший историю спектакля на «до» и «после», произошел, кажется, в 1980 олимпийском году.