Читать книгу - "Император Наполеон - Николай Алексеевич Троицкий"

отравлению». То была книга, которую однажды, 11 июля 1816 г., увидел в руках у жены Монтолона генерал Гурго, — «История маркизы де Бренвилье». Вот что пишет об этой книге и её героине Бен Вейдер: «Мари-Мадлен д'Обре, маркиза де Бренвилье, была самой знаменитой преступницей века Людовика XIV. Она была осуждена за отравление мышьяком многих людей, в том числе своего отца и двух братьев, и казнена на Гревской площади в Париже 16 июля 1676 года — ей отрубили голову топором, а тело её сожгли. Перед смертью маркиза подробно исповедалась в своих преступлениях. Вышеупомянутая книга, состоящая из признаний маркизы и её двух сообщников, во всех деталях описывает способ постепенного умерщвления без опасности быть обнаруженным»[2123].

Монтолон добровольно взял на себя в Лонгвуде обязанности виночерпия и единолично контролировал подачу вина императору. Поэтому он мог легко, с учётом рекомендаций маркизы де Бренвилье, выполнить задание, не форсируя, но и не слишком его затягивая, поскольку он более чем кто-либо (после удаления Лас-Каза, т.е. с декабря 1816 г.) проводил времени возле Наполеона, особенно в те дни, когда умирающий император диктовал своё завещание, именно Монтолону выделена в завещании самая крупная денежная награда. Выходит, 2 млн франков вознаграждения за убийство Наполеона убийца получил от своей жертвы…

Исследования С. Форсхувуда и Б. Вейдера ставят крест на легендах о возможном побеге Наполеона из «логова сатаны» и подтверждают тот непреложный факт, что Наполеон действительно умер в этом «логове». Конец его жизни как бы повторил её начало: рождённый на скалах полудикого острова в сердце Европы, он и ушёл из жизни на скалах острова, но неизмеримо более дикого и дальнего, за тридевять земель от родины.

Глава VIII. Эпилог

Я создал мой век сам для себя, так же как и я был создан для него.

Наполеон

Над урной, где твой прах лежит,

Народов ненависть почила

И луч бессмертия горит.

А.С. Пушкин

1. Последнее новоселье

Именно так — «Последнее новоселье» — назвал М.Ю. Лермонтов свой поэтический отклик на перенесение праха Наполеона с острова Святой Елены в Париж. Такое новоселье было исторически неизбежным, но ждать (и добиваться) его пришлось почти 20 лет.

Известие о смерти Наполеона произвело на современников в разных концах мира сильнейшее впечатление. Классик итальянской литературы Алессандро Мандзони написал знаменитую «Оду 5 мая» с такими строками:

Его не стало. Замерло

Беспамятное тело,

Едва душа с дыханием

Последним отлетела,

И замер мир, известием

Внезапным потрясён[2124].

А в России А.С. Пушкин откликнулся на это известие стихотворением «Наполеон». Вот его первые строки:

Чудесный жребий совершился:

Угас великий человек.

В неволе мрачной закатился

Наполеона грозный век[2125].

Друг Пушкина П.А. Вяземский в 1826 г. засвидетельствовал: «Смерть Наполеона оставила в современной истории бездну пустоты»[2126]. Спустя почти 40 лет Виктор Гюго так вспоминал о 20–30-х годах: «С исчезновением Наполеона долгое время ощущалась какая-то огромная, зияющая пустота»[2127]. И.В. Гёте в беседе со своим секретарём И.П. Эккерманом 11 марта 1828 г. объяснял это ощущение невосполнимостью понесённой утраты. «Его жизнь, — говорил он в тот день о Наполеоне, — была шествием полубога <…>. О нём смело можно сказать, что судьба его стала такой блистательной, какой до него мир не знал, да и после него вряд ли узнает»[2128].

Разумеется, пока во Франции царили Бурбоны (опираясь при этом на Священный союз феодальных монархий), о перезахоронении праха Наполеона в Париже, как бы ни стремилось к тому большинство французов, не могло быть и речи. Но в 1824 г. «сгнил на своём троне» (по выражению Генриха Гейне) Людовик XVIII, затем грянула Июльская революция 1830 г., в результате которой был сброшен с трона и выдворен из Франции последний Бурбон — Карл X (бывший граф д'Артуа), которого вновь, как и после революции 1789 г., приютила у себя Англия. Теперь культ Наполеона во Франции обрёл былую свободу и силу. «Широкая общественность, — пишет об этом Андре Кастело, — с восторгом превозносила гений и славу императора. Пьесы, посвящённые ему, с 1830 г. посыпались как из рога изобилия и шли триумфально»[2129]. А в 1833 г. король Луи-Филипп (сын герцога Орлеанского)[2130], учитывая растущее влияние бонапартистов, повелел восстановить статую Наполеона на Вандомской колонне.

Восьмидесятилетняя «мама Летиция», доживавшая свои последние годы в Риме, уже ослепшая и наполовину парализованная, сидела в кресле, повернувшись (как обычно её усаживала прислуга) лицом к бюсту Наполеона, когда вошёл к ней младший из её сыновей Жером и, волнуясь, сказал: «Статуя императора будет восстановлена на Вандомской колонне!» Летиция неожиданно для сына поднялась с кресла, словно её паралич отступил перед такой вестью. Сжимая руку Жерома, она прошептала: «Вот и вернулся император в Париж…»[2131] Да, но пока только в виде статуи.

Общенациональную кампанию во Франции за возвращение на родину останков императора начал генерал Ж.М. Ламарк — верный соратник Наполеона и участник Июльской революции. Он выступил в Палате депутатов с призывом: «Пусть возвратится в гробу тот, который под радостные возгласы французов столько раз возвращался на триумфальной колеснице победы!»[2132] Этот призыв поддержали и депутаты, и журналисты, общественные, а также биржевые деятели. Ламарк 1 июня 1832 г. умер, но его инициативу подхватил министр внутренних дел (будущий премьер-министр и президент Франции, знаменитый учёный-историк) Адольф Тьер.

Именно Тьер стал первым, по-наполеоновски, давить на короля Луи-Филиппа, так что король в конце концов согласился вытребовать у Англии и перезахоронить прах Наполеона в Париже. 7 мая 1840 г., возглавив к тому времени правительство Франции, Тьер предложил своему послу в Лондоне Франсуа Гизо (как и сам Тьер, знаменитому историку и также будущему премьер-министру) вступить в переговоры по этому вопросу с министром иностранных дел Англии лордом Г.Д.Т. Пальмерстоном. «Не может же Англия сказать всему миру, что она намерена удерживать труп, — подчёркивал при этом Тьер в письме к Гизо. — Даже когда приводят в исполнение смертный приговор, тело казнённого обычно возвращают семье»[2133]. Пальмерстон охотно согласился на просьбу Гизо и так информировал своего посла в Париже лорда Т.Л.Г. Гренвила, имея в виду национальную рознь между народами Англии и