Читать книгу - "Моя последняя любовь. Философия искушения - Джакомо Казанова"

приятного собеседника, изысканную библиотеку и отменный стол. Великолепные апартаменты аббата располагались на первом этаже роскошного особняка. Остальную часть дома он уступил некой даме, дети которой пользовались особым его расположением, возможно потому, что он приходился им отцом. Несмотря на свой сан, а может быть именно благодаря ему, Бастиани имел заметную склонность к прекрасному полу, однако сия страсть никогда не переходила у него в слабость и не мешала дружеским привязанностям. Больше всего он любил окружать себя юношами: в то время его любимцем был некий молодой аббат, граф Кавалькано. Сам почтенный Бастиани был сыном портного и в Венеции принадлежал к ордену капуцинов, но отрекся и бежал в Гаагу. Там венецианский посол Трони одолжил ему сто дукатов, благодаря которым он смог приехать в Берлин, где король осыпал его знаками внимания.

У меня было рекомендательное письмо к одной баронессе, имя которой я уже забыл. В одиннадцать часов я отправился к ней с визитом. Меня ввели в переднюю, попросив обождать, пока госпожа баронесса одевается. Вместе со мной дожидалась какая-то молодая и пригожая девица. Я сел на канапе рядом с нею, и вскоре завязался разговор:

– Конечно, мадемуазель близкая приятельница госпожи баронессы?

– Совсем нет, сударь, я не удостоилась такой чести и пришла сюда лишь для того, чтобы предложить мадам свои услуги.

– Не будет ли нескромностью спросить, какого рода услуги вы имеете в виду?

– Мне хотелось бы получить место гувернантки ее дочерей…

– О, у баронессы есть дочери?

– Трое малюток, прелестных, словно ангелы.

– Вместе с вами будет уже четыре ангела. Но я не представляю вас в роли гувернантки, вы еще совсем молоды, мадемуазель.

– Увы, сударь, меня вынуждает необходимость. Я сирота, а мой брат всего лишь лейтенант и не имеет возможности жертвовать многим ради меня. Что мне остается, как ни использовать начатки полученного в детстве хорошего образования?

– Сколько же вы надеетесь заработать здесь, мадемуазель?

– Пятьдесят экю в год.

– Это довольно скромно.

В ответ последовал тяжелый вздох.

– Мадемуазель, я весьма заинтересован вами. Где вы живете?

– У старой тетушки.

– Скажите, а если благородный человек предложит вам вместо того, чтобы быть гувернанткой маленьких девочек, занять такое же место у него, вы согласитесь?

– Конечно.

– Прекрасно, мадемуазель, я делаю вам это предложение. Вы будете получать пятьдесят экю в месяц.

– Неужели, сударь, мне представится счастливая возможность войти в ваше семейство?

– У меня нет семьи. Я холостяк, иностранец и провожу время в путешествиях. Если вам угодно согласиться, мы завтра же уедем.

– Только вдвоем! Вы шутите, это невозможно!

– Почему же нет?

– Но, сударь, ведь мы видим друг друга в первый раз.

– Это неизбежно, со всеми приходится встречаться когда-то впервые. Что касается знакомства, оно очень быстро установится, если вы проявите столько же заинтересованности, как и я.

Мой решительный тон быстро убедил юную девицу в серьезности предложения. Сам же я испытывал некоторое удивление, потому что, если сказать правду, у меня не было сначала подобных намерений, и все говорилось лишь для развлечения. Желая уговорить прекрасную незнакомку, я кончил тем, что убедил самого себя, будто серьезно увлечен. Без лишней самоуверенности можно было считать мои дела довольно успешными – я с удовлетворением заметил ее задумчивый и меланхолический вид и то, как она время от времени, словно невзначай, посматривает на меня. Не зная, конечно, всех ее мыслей, я тем не менее мог сделать заключение, и оно было в мою пользу. Я говорил себе: «Вот молодая девица, которую я могу ввести в большой свет, где она будет выступать с истинным достоинством». И уже не сомневался ни в ее уме, ни в ее чувствах. Переполненный сими прекрасными надеждами, я вынул из кармана два дуката и предложил ей в виде аванса за первый месяц. Она приняла их с очаровательной застенчивостью. Это было, как говорят французы, началом конца.

Тем временем меня пригласили к баронессе, которая настаивала, чтобы я был у нее завтра к обеду. Мой отказ весьма огорчил ее. Выходя, я уже не увидел в передней мою девицу. Мысли мои переменялись столь быстро, что на следующее утро в пять часов, когда надо было садиться в карету, я даже не вспомнил о ней. Мы не сделали и ста шагов, как кучер неожиданно остановился, ему бросили пакет, который он положил на империал, слуга отодвинул портьеру, и рядом со мной оказалась женщина. Это была моя вчерашняя незнакомка. В дороге она призналась, что разыграла сие маленькое представление, так как не хотела пересудов у меня в гостинице, где не преминули бы заметить, что я увез девушку, соблазнив ее.

– Может быть, вам даже помешали бы поехать вместе со мной?

– О, совсем нет, я боялась не этого. Хуже всего разговоры прислуги. Вообще-то я никогда не решилась бы последовать за вами, если бы не те два дуката, которые я имела несчастье принять от вас. Мне не хотелось, чтобы вы сочли меня обманщицей.

И вот я наедине с молодой девицей, которая, бедный ангел, упала ко мне, старому черту, прямо с неба и доверилась моему покровительству. По всей очевидности, благой гений направлял ее, ибо я не мог сделать ей ничего, кроме добра. По поводу ее отношения ко мне, я, хотя и имел уже позади более сорока лет, относил все за счет чувств, совершенно забывая, что тот аккредитив, который все мы носим на лице, давно у меня уже просрочен.

Мне не понадобилось много времени, дабы увериться, что прелестная незнакомка, приняв мое предложение, решилась подчиниться всем моим требованиям. Но это было не то, к чему я стремился. Я всегда желал одного – быть любимым, но после Заиры уже стал забывать, что это такое. Комедиантка Вальвиль явилась всего лишь капризом. В Варшаве – ни одной любовной истории. Спутницу мою звали Матон. Она очень хорошо говорила по-французски. На вопрос, так же ли хорошо она пишет, мне было показано письмо, написанное ее рукой и свидетельствовавшее о блестящем образовании. Она рассказала, что уехала из Бреслау, никого не упредив, даже свою тетку, которая, впрочем, вряд ли захочет снова увидеть ее.

– А ваши вещи?

– Они не стоят даже того, чтобы укладывать их.

– Ну, а этот сверток?

– Здесь рубашка, пара чулок, два платка и шесть платьев.

– Но что скажет ваш возлюбленный?

– Ничего, потому что я свободна.

– И всегда были свободны?

– Не скрою, у меня было два возлюбленных. Первый, настоящее чудовище, совратил и бросил меня. Другой – честный юноша, лейтенант, но без гроша. Уже год, как он служит в щтеттинском