Читать книгу - "Палаццо Мадамы: Воображаемый музей Ирины Антоновой - Лев Александрович Данилкин"

именно благодаря опыту обитания в своем «стеклянном доме» ИА постепенно, как иммунитет, и приобрела свое главное качество — «антихрупкость».

243

Там же.

244

Есть лишь неподтвержденные — в ответ на запрос автора этой книги в ФСБ о том, был ли Александр Александрович Антонов, 1891 г. р., арестован и находился ли он в 1937–1938 гг. в заключении, было указано, что таких сведений не обнаружено, — устные свидетельства того, что отец ИА был арестован в конце 1937-го: прежде всего, рассказы самой ИА, которая в разговорах с посторонними предпочитала не распространяться об этом эпизоде, однако упоминала о нем в беседах с близкими людьми. Согласно этим полуапокрифам, после того как отца в конце 1937 года арестовали, 15-летняя ИА была в ярости. Ее пришла утешать подруга и соседка по дому (в котором, напомним, согласно подсчетам «Мемориала» (Внесен в реестр иностранных агентов. — Прим. ред.), были только лишь расстреляны в эти годы 26 жильцов, не говоря уже о «просто» арестах) Н. Саакянц, и ИА, сорвав пломбу с опечатанной после обыска двери отцовской комнаты, принялась убирать разгромленное помещение. Эти сведения опровергаются ИА публично (в ответ на прямой вопрос интервьюера о том, не был ли арестован ее отец, она отвечает: «Да, с ним обошлось. Хотя у нас всегда стоял чемоданчик с теплыми вещами»), но сообразуются с автобиографией ААА, где упоминается, что до 8 января 1938 года он числится директором Института стекла, а затем, в том же учреждении, начальником капитального строительства. У этой перемены могут быть разные интерпретации — например, был арестован, снят с должности, затем по каким-то причинам его выпустили — однако, так или иначе, на ту же должность он уже вернуться не смог.

245

Антонова И. Канва жизни. Фрагменты ненаписанной книги. Вступление и литературная запись Анны Гениной.

246

Там же.

247

«В Москве 1930-х годов, — пишет К. Кларк, — признаком принадлежности к элите — и одновременно исключением из советских строгих моральных социальных правил — было наличие любовницы; этот факт не обратил на себя внимание исследователей, но наверняка заинтересовал бы Золя» (Кларк К. Указ. соч.).

248

Галина Александровна Антонова (1926–2002) поступила в 1946-м в МИПИДИ (Институт прикладного и декоративного искусства), где директором был Дейнека, и стала художницей по стеклу — по никем не оспаривавшемуся мнению, очень талантливой; формальные подтверждения тому — звание заслуженного художника РСФСР, членство в Академии художеств, профессорство в Строгановке, участие в крупных международных выставках и фотоальбомы с работами. Ее «декоративные вазы» (Заслуженный художник РСФСР Галина Антонова. Каталог выставки произведений / Сост. Н. Г. Прокофьева. — М.: Советский художник, 1987.) — далеко не всегда имеющие утилитарную функцию стеклянные объекты в высшей степени причудливых форм и очертаний, напоминающие трехмерные витражи («Старинный романс», «Осенние туманы», «Синие сопки», «Прибрежные камни», «Морское дно» и т. п.) — есть в коллекции нескольких крупных музеев, например Эрмитажа; одна из них — и в Пушкинском, но не в коллекции: она стояла в кабинете директора, личная собственность ИА.

249

Антонова И. Канва жизни. Фрагменты ненаписанной книги. Вступление и литературная запись Анны Гениной.

250

Антонова И. Воспоминания. Траектория судьбы.

251

«Я помню, как Галя — она была довольно злая девочка — говорила: "А папа меня любит больше, чем тебя", я потом плакала в подушку, а на фотографии мы обе мирно кормим павлинов ‹…› Я не могу назвать свое детство счастливым, и причиной этому, конечно, было неблагополучие в семье. ‹…› До конца жизни отец то уходил, то приходил. Я знала Полину, вторую его жену, знала Галю, конечно. ‹…› Мама себя кляла передо мной, что не обеспечила мне счастливого детства. Уже в старости она говорила, что надо было просто уйти, совсем все изменить, сделать так, как она не сделала. У нас были с ней большие доверительные разговоры. Это жизнь, это скелеты в шкафу. А с другой стороны, детство повлияло на меня и положительно, думаю, что благодаря этому и характер у меня выработался» (Антонова И. Об искусстве и жизни. Разговоры между делом.).

252

Антонова И. Канва жизни. Фрагменты ненаписанной книги. Вступление и литературная запись Анны Гениной.

253

Антонова И. Канва жизни. Фрагменты ненаписанной книги. Вступление и литературная запись Анны Гениной.

254

Из интервью ИА: «Если мне непременно хочется иметь перед глазами какую-то картину, я покупаю ее хорошую репродукцию. ‹…› Недавно была в Италии и привезла оттуда потрясающую вещь — "Бичевание Христа" Пьеро делла Франчески. Фотокопию, конечно» (https://viperson.ru/articles/irina-antonova-dzhokondu-ya-by-doma-ne-povesila.).

255

https://www.mk.ru/editions/daily/article/2008/05/21/39795-dzeffirelli-mk-myi-s-irinoy-antonovoy-zhenih-i-nevesta-foto.html?ysclid=ln9f7kt6ls93306580.

256

Впрочем, по ироническому (и сделанному в частном порядке) замечанию одного сотрудника Музея, хорошо знавшего обоих, «она любила мужа, а он любил XVII век. Его страсти там были».

257

Андреева О. Ирина Антонова — искусство закончилось // Эксперт. Русский репортер. 2014. № 9.

258

Полякова Н. И. Записки экскурсовода // Государственному музею изобразительных искусств имени А. С. Пушкина — 100 лет. 1898–1998.

259

http://artstudies.sias.ru/upload/2012_1–2_28–48-chakovskaya.pdf.

260

Свидерская М. И. «…он человек был, человек во всем» (Памяти Е. И. Ротенберга) // Искусствознание. 2012. № 1–2.

261

Остался одним из крупнейших специалистов по коллекции; так что, когда осенью 2011 года, к столетию ГМИИ, понадобилась статья в юбилейное издание о «Дрездене-на-Волхонке», заказали именно ему, без колебаний.

262

Любопытный момент, по которому ясно, до какой степени не сходны характерами были муж и жена: Е. И. Ротенберг «согласился в свое время занять должность ученого секретаря ГМИИ им. А. С. Пушкина, сугубо публичную по своей природе, требующую к тому же организаторских навыков» потому, что «сознательно боролся» с тем, что считал «своим недостатком», — «природной застенчивостью»: «…нельзя представить себе Е. И. Ротенберга не только участником какой-либо двусмысленной коллизии, но и просто раздраженным, грубым, повышающим голос или стремящимся как-то выделить, выпятить себя, свои заслуги, свое значение и место. Любимое его слово было "неудобно": неудобно обращать на себя внимание, неудобно кого-либо затруднять, неудобно просить и т. д.» (Свидерская М. И. «…он человек был, человек во всем»