Читать книгу - "Плачь, Маргарита - Елена Евгеньевна Съянова"

Только Эльза, по обыкновению, была сдержанна, хотя ночью Рудольф, предварительно извинившись за глупую сцену, поведал ей нечто такое, что заставило сильно биться ее сердце.

— Если мы пройдем в рейхстаг с не менее чем пятьюдесятью мандатами, я попрошу отпуск на полгода. Хочу поработать с Карлом в Немецкой академии. — Увидав выражение ее лица, он поморщился: — Почему ты так смотришь на меня?

— Руди! Но он не отпустит тебя!

— Ты говоришь вздор!

Она продолжала смотреть с тем же выражением.

— Он не отпустит тебя! Ни за что не отпустит! Вспомни, пять лет назад, когда ты уже начал работать на кафедре…

— Тогда было другое. Мы только вышли из тюрьмы, и…

— И ты сразу отправился к своему возлюбленному Карлу…

— Ты забыла, малыш, — он поцеловал ее в нежное запястье, — никуда я не отправлялся. Вы с Адольфом ждали меня в машине у ворот, потом мы поехали в «Баварию» и порядком там напились.

— Это ты все забыл! Или себя обманываешь! Я-то помню. Ты сказал ему, что начинаешь работать в университете, и он сначала ничего не ответил. Потом прошла неделя. Ровно семь дней. Мы шли по Принцрегентплац, — и я это точно помню, — шел мелкий дождь, он говорил о строительных панелях, а потом вдруг, без перехода сказал: «Это невозможно, Руди. Ты не сумеешь раздвоиться. Ты должен выбрать». А ты очень весело ответил, что тебя на все хватит.

— И на этом разговор был окончен.

— Разговор — да, но не остальное.

«Остальное» заключалось в поведении Адольфа в последующие несколько недель. На фюрера нашла апатия, выматывавшая всех, кто находился рядом. Он почти все время молчал, надолго запирался один и соглашался впускать к себе только Рудольфа, и тот все чаще вынужден был оставаться с ним. Было это спектаклем, разыгранным с определенной целью, или чем-то другим, трудно сказать, однако все закончилось естественным образом, а именно — Рудольф почти перестал бывать у Хаусхофера.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — прервал Гесс жену. — Пять лет назад мы были пустым местом, а теперь — через год-два Адольф станет канцлером.

Эльза даже руками всплеснула.

— Господи, ну при чем здесь это! Ты ему нужен! Ты!

— А я что, улетаю в Англию?

— Руди, он не отпустит тебя! Я понимаю, что тебе неприятно это выслушивать, но все же посмотри правде в глаза. Стоит тебе только заикнуться о том, что ты желал бы сделать что угодно вне вашей общей сферы, то есть я хочу сказать — вне сферы власти Адольфа, как он противится этому всеми возможными способами.

Продолжать спор не имело смысла.

— Я все-таки возьму отпуск. Во-первых, я очень устал. Во-вторых, в партии существуют программы, которые за меня никто не воплотит в жизнь. В-третьих… Адольф у тебя выходит феодалом, а я — каким-то галерным рабом. Короче, отправляйтесь в ваше турне, а когда вернетесь, я думаю, все решится наилучшим образом.

Ей так хотелось в это верить.

— И вот еще что, — добавил он, прежде чем выключить лампу. — Адольф говорил со мной об Ангелике. Он советовался, как ему поступить.

— Что ты ответил?

— А ты считаешь, он может на ней жениться и дать пищу для пересудов…

— Я только спросила, что ответил ты.

— Это неважно. Если он любит, то плюнет на все и женится. Так вот, если уж мы с тобой взялись ему помочь, то ты там присматривай за нею, а то еще увлечется каким-нибудь молодым самцом.

— А за меня ты уже не беспокоишься? — шепнула она лукаво.

Он погасил лампу. Потом, привычным движением отведя ее волосы, стал медленно целовать шею, грудь, упругий живот… Она лежала, раскинувшись, замирая от наслаждения. Она знала, что во всем мире нет для нее больше таких рук и губ, таких сладостных прикосновений, таких уводящих в безумие ласк…

Однажды она загадала… Это случилось в минуту слабости, сомнений, и она жалела потом. Но слово было сказано, а слова порой имеют необъяснимую силу. Она сказала себе: «Если мы все делаем правильно, то не расстанемся никогда. Если мы заблуждаемся и заблуждения наши преступны, то Бог накажет нас разлукой». Если б можно было хоронить слова, как покойников, она бы сама, тайком, закопала эти.

Утром она сказала Ангелике, что они все-таки едут. Гели тотчас бросилась собирать чемодан, словно из опасения, что судьба снова передумает.

— А что мне взять с собою? А как мы поедем? А сколько нужно денег и как их достать, если мама в Мюнхене?.. — На лице Ангелики то и дело вспыхивал счастливый испуг.

Около полудня вместе с нею к Эльзе зашел Гитлер и, велев Гели помолчать, сам задал необходимые вопросы. Они уточнили маршрут: Мюнхен — Вена — Мадрид — Мюнхен, — и некоторые подробности, среди прочих — и финансовую сторону дела, о которой Эльза предложила попросту не думать:

— Мама оставила мне и сестрам большое состояние. С тех пор как я вышла замуж, я не истратила ни пфеннига. Давайте не создавать проблем там, где их нет. — И, увидев, что Адольф намерен возразить, добавила: — Послушай, я знаю, что у твоей кузины Анжелы сейчас много забот, а ты давно не разделяешь средства на личные и общественные, притом что в партийной кассе вечно ветер гуляет…

— Ты, как всегда, замечательно все рассудила, дорогая, — поморщился он. — Но мало того что тебе с нею три недели придется возиться, так еще и… Нет. У меня, кажется, что-то осталось от последнего гонорара. Тысячи марок тебе хватит? — обернулся он к притихшей Ангелике.

— Ты… тысячи?! — Она бросилась к дяде на шею.

В этот момент из спальни вышел Гесс, и они с Эльзой заметили, как на простенькую девичью ласку мгновенно отозвалась душная мужская страсть. Адольф, заметно побледнев, стиснул зубы.

Эльзе пришлось ускорить отъезд. Гели казалась близкой к истерике. Она весь день ничего не ела и металась по дому, точно дикая кошка. Адольф, как всегда, выглядел сосредоточенным, но глаза были печальны.

— Уезжайте завтра утром, — сказал Рудольф жене. — Он быстро успокоится.

В доме беспрестанно трещал телефон — Рем требовал фюрера. Геринг и Лей уже отбыли, первый — в Пруссию, второй — к себе, на Рейн. Геббельс расхаживал по библиотеке и произносил зажигательные пассажи перед шкафами, стараясь не реагировать на язвительные реплики неугомонной Елены. Гоффман с «лейкой» охотился за всеми до тех пор, пока фюрер не затопал на него ногами.

И они уехали… Формально — вдвоем, на деле же с ними отправился Эмиль Морис, старинный приятель, шофер и лучший из телохранителей фюрера. А также еще четверо. На вопрос жены об этой четверке Гесс коротко