Читать книгу - "Великие зодчие Санкт-Петербурга. Трезини. Растрелли. Росси - Юрий Максимилианович Овсянников"

еще только догадывается? В январе 1822 года Константин письменно просил освободить его от будущего наследования российского трона. Причина: морганатический брак. Еще в марте 1819 года он расторг союз с великой княгиней Анной Федоровной и женился на польке Иоанне Грудзинской, получившей титул княгини Лович, приведя тем самым в растерянность всех своих родных. Об этом Гурьев знал и наверняка мог сделать далеко идущие выводы.

Карла Ивановича подобные дворцовые тайны не волнуют. Не думая о возможных последствиях, отвечает графу с обычной своей прямотой: принять указания управляющего Кабинетом, к сожалению, не может, ибо сам император в личной аудиенции, «рассмотрев представленные… рисунки, сметы и планы, выразил желание, чтобы отделка дворца была богаче и великолепнее той, которая во дворце великого князя Николая Павловича».

Записка Росси косвенно, опосредованно позволяет понять отношение императора к брату: уже окончательно решив назначить его своим преемником, Александр вместе с тем не упускает возможности уязвить самолюбие Николая, подчеркнув свою любовь к Михаилу.

Хотя Гурьев недоволен, но вынужден разрешить Карлу Росси начать художественную отделку внутренних помещений дворца. Когда-то Бренна потратил на строение и украшение замка Павла 117 миллионов рублей. Хотя с той поры вздорожали товары, повысилось жалованье, Карл Иванович запросил для Михайловского дворца всего 7 миллионов. Причем 3 — на строительство и 4 — на украшение. Тем поверг самых досужих сплетников в изумление. Известный любитель чтения чужих писем, главный разносчик новостей и слухов, московский почт-директор А. Булгаков пишет брату в Петербург: «Все говорят, что Михайловский дворец превеликолепная игрушка. Теперь, видно, экономнее строят: замок Михайловский стоил 17 миллионов, а как сравнить его с новым Михайловским, стоящим только 7 миллионов». Забегая вперед, сообщим, что архитектор полностью уложился в отпущенную сумму. Свидетельство высокого профессионального мастерства зодчего. Точное знание своей задачи, мысленное видение всего завершенного строения и посему — точная смета.

Сколько ни торопилась Комиссия по строению дворца, как ни понукали чиновники, а все же тщательные работы по отделке и убранству покоев длились более двух лет. Только к августу 1825 года Росси посчитал свой шедевр окончательно завершенным.

30 августа, день годовщины коронации императора Александра. После молебна в Александро-Невской лавре он приехал в Михайловский дворец на освящение завершенного строения. Михаил Павлович и его жена Елена Павловна встретили старшего брата у входа. Александр поднес им икону, хлеб и соль. После чего начался праздничный обед. Можно предположить, что Карл Росси, истинный виновник торжества, был в этот день в Михайловском дворце. Еще накануне, 29 августа, император подписал указ о пожаловании архитектора за исполненную работу кавалером ордена Святого Владимира 3-й степени. Приметим, что Николай Михайлович Карамзин за написание «Истории государства Российского» был награжден этим же орденом.

Через день, на рассвете 1 сентября, император Александр покинет Петербург, чтобы уже никогда в него не вернуться. Карл Росси больше не встретится со своим покровителем и ровесником. А столица империи, привыкшая к частым отъездам государя, не придаст особого значения этому очередному путешествию и будет оживленно обсуждать сказочные красоты нового дворца. Те, кто побывал на балу, с восторгом и чувством превосходства расскажут не удостоенным столь высокой чести о невиданной красоте и роскоши парадных помещений.

«Журнал изящных искусств», издаваемый Василием Григоровичем, сообщил читателям, что Михайловский дворец, построенный «известным зодчим Росси… принадлежит к числу огромнейших и великолепнейших зданий столицы».

Журнал «Отечественные записки» в XXIV выпуске за 1825 год помещает восторженную статью:

«По величию наружного вида дворец сей послужит украшением Петербурга, а по изящности вкуса внутренней отделки оного может считаться в числе лучших европейских дворцов…

Что можно сказать о внутреннем убранстве сего дворца? Это роскошь воображения, которую искусство умело, так сказать, разлить на все части сего здания… Гирлянды как будто бы живых цветов сплелись и вьются по стенам, белым, как снег… а на потолке, который блещет золотом и, как радуга, пестреет цветами, столь легко начертаны прелестные гении и нимфы… Чувствуешь негу зрения; нельзя не улыбаться от удовольствия… И в несколько часов невозможно обозреть богатства и красоты сего пространного дворца…

Надобно видеть сей дворец при солнечном сиянии, когда сама природа помогает очарованию искусства… Но когда ночной мрак сокроет от глаз природу, то такое еще новое зрелище представится при блеске вечерных огней в сих чертогах…»

В 1828 году лорд Томас Ливсон Гранвилл, много лет бывший послом Великобритании в Париже, посетил Петербург и, конечно, осмотрел творение Росси. Пораженный увиденным, он записал в своем путевом дневнике: «…дворец является триумфом новейшей архитектуры и не только превосходит все виденное в Тюильри (дворец, построенный в 1560-е годы для Екатерины Медичи; последняя резиденция Людовика XVI. — Ю. О.) и в других королевских дворцах континента, но является положительно единственным в своем роде».

Восторги Гранвилла стали известны Георгу IV, королю Великобритании. Желание короля увидеть новое чудо света было столь велико, что он обратился к российскому императору с просьбой изготовить, если возможно, модель дворца и прислать ее в Лондон. Повеление построить модель немедля отдано мастеру на все руки Николаю Тарасову (брату паркетчика Степана). Через несколько месяцев уменьшенная копия дворца — длиной в 3 метра и шириной в 2 готова. В специальном ящике, чтобы ничего не поломалось, модель отослали на корабле в Англию.

Сопровождать ее доверено третьему брату Тарасову — Ивану. Он же повез с собой образчики росписей Д.-Б. Скотти и А. Виги. Так истинный российский мастеровой человек задолго до вымышленного Левши оказался на беретах Темзы. Ивана приняли в Сент-Джеймском дворце и торжественно наградили «золотой медалью на голубой ленте». Но, увы, облегчения в жизни эта медаль семейству Тарасовых не принесла…

К сожалению, в своем первозданном виде дворец до наших дней не дожил. В 80-х годах позапрошлого столетия потомки Михаила Павловича продали здание казне, а в 1894 году его отдали для создаваемого Музея русского искусства (ныне — Государственный Русский музей). Вот тогда-то архитектор В. Свиньин и нанес великому творению Карла Росси непоправимый ущерб. С одобрения Академии он позволил себе выступить «соревнователем» великого зодчего. Для этого Свиньин первым делом снес конюшни, правое (если смотреть со стороны площади) крыло дворца, манеж, напоминавший античный храм, а на их месте воздвиг тяжелое, разлапистое здание нового музейного корпуса (в нем теперь размещается Музей этнографии). Затем столь же ревностно стал переделывать, перекраивать залы и комнаты дворца. И только какое-то чудо спасло парадную лестницу и Среднюю гостиную, прозванную теперь Белым залом. Это своеобразный мемориальный музей Карла Росси. Здесь собрана уцелевшая мебель, декоративные украшения, здесь же — портрет зодчего, выполненный с натуры живописцем Б. Митуаром, и акварель К. Беггрова с видом прославленного дворца вскоре после окончания его строительства…

В 1828 году в «Невском альманахе» было опубликовано стихотворение Пушкина «Возрождение». Поэт будто предвидел печальную судьбу творения своего старшего современника: