Читать книгу - "Династии Сперанских, Филатовых, Живаго, Овчинниковых и ХХ век. Записки счастливого человека - Алексей Адрианович Овчинников"

обладавшим великолепной аппаратурой и сделавшим эти фотографии и монтаж, и был Василий Романович Живаго. Он, абсолютно уверенный в своей неизбежной и скорой гибели, отдавая все фотоматериалы сотрудникам НКВД, якобы известил их, что копии он спрятал в надежном месте. При этом поставил условие, что если к членам его семьи будут приняты репрессивные меры, эти копии немедленно окажутся за границей. И, действительно, ни жена, ни дети Василия Романовича, «изменника родины» расстрелянного органами, не пострадали в сталинские времена. Случай совершенно не типичный для тех лет[33].

Можно верить и не верить этому рассказу, но, работая над этим материалом, я нашел в интернете выдержки из книги Елены Прудниковой[34] «Второе убийство Сталина». Опубликованный текст начинается с рассказа (который автор называет анекдотом) Юрия Борева, сотрудника журнала «Театр». «В 1952 году автор какой-то публикации принес мне фотографию: Сталин и Молотов сидят на скамейке в Горках. Фотография была удивительно похожа на знаменитую "Ленин и Сталин в Горках", та же скамейка, те же позы. Я отправился к Главному редактору, драматургу Николаю Погодину. Был закат сталинской эпохи, интенсивно шли аресты. Погодин хмуро и нехотя дал указание: "Странный монтаж. Надо написать в ЦК или в органы. Часто бывает, что где-то сидит какой-то наборщик и протаскивает вредительство". Причем тут наборщик, я не понял. Фотографию я печатать не стал и никуда ее не переслал. Сейчас я думаю, что это фото и было оригиналом политической фальсификации: в знак великой дружбы вождей… Молотова в свое время заменили на Ленина. А автор статьи просто наткнулся на редкий снимок и, ничего не подозревая, приволок его в журнал».

Глава 3

Мой отец Адриан Алексеевич Овчинников

Теперь я хочу рассказать о моем отце, Адриане Алексеевиче Овчинникове, ярком и талантливом человеке, которого я очень любил, но с которым у нас были довольно сложные взаимоотношения. Он родился в 1915 году и, как я рассказывал, практически не знал своего отца. Он вырос в семье отчима – Дмитрия Адольфовича Ярошевского, бывшего сверстником юности его рано погибшего отца. Я думаю, что Митя Ярошевский всегда был влюблен в Наталью Романовну, но вынужден был уступить ее своему более счастливому приятелю. Когда Алексей уехал из Москвы и она осталась одна с двумя детьми, Дмитрий стал ее опорой и после смерти Алексея относился к Адриану как к родному сыну. Будучи специалистом по сельскому и лесному хозяйству, он был заядлым охотником и передал это увлечение пасынку. Я помню Дмитрия Адольфовича в последние годы его жизни уже после войны и вспоминаю увлекательные охотничьи байки, которые он рассказывал нам, когда мы с отцом навещали его в маленькой квартире в боковом флигеле бывшего особняка Живаго на Никитском (при советской власти на Суворовском) бульваре. К числу моих наиболее ярких детских воспоминаний могу отнести очень колоритного старика из этих рассказов – Бориса Михайловича Лазарева, лесничего то ли с Уральских гор, то ли из Западной Сибири, точно не помню. Он был приятелем Алексея Михайловича, и к нему мой отец в середине тридцатых годов несколько раз ездил охотиться. Борис Михайлович пару раз приезжал в Москву вскоре после войны, и от его охотничьих рассказов у меня просто захватывало дух. Он жил в сторожке в лесной глухомани и, по его словам, когда нужно было накормить нежданных гостей, стрелял тетеревов прямо с крыльца своего дома. Он звал нас с отцом в гости, и я страстно мечтал поехать к нему, но болезнь моего отца, а потом смерть Бориса Михайловича не позволили осуществиться моим мечтам.

Наверное, в детстве самым важным человеком для моего отца была его няня Ксения Афанасьевна Голубева, воспитавшая сначала Наталью Романовну Живаго, мою бабушку, а потом самого Адриана и Илью – его сводного брата. Я помню няню очень старенькой, небольшого роста женщиной с морщинистым лицом и добрыми, живыми глазами. Она умерла в 1967 году и была похоронена на Введенском кладбище. Отец сам сделал для ее могилы большой деревянный крест, который стоит там и по сию пору.

Все детство и юность Адриана прошли на Никитском бульваре в доме № 11, который раньше принадлежал Роману Васильевичу Живаго. Дом этот в первые годы советской власти, естественно, отобрали, оставив многочисленной семье Живаго две небольшие комнаты в левом флигеле. Роман Васильевич умер в 1918 году, а его дети еще долго жили в этом флигеле. Затем там осталась только семья Натальи Романовны. Летние месяцы вместе с детьми Живаго Адриан проводил на даче в Дарьине по Белорусскому направлению. Там снимали дом, принадлежавший внебрачному сыну Льва Толстого, Гавриле Петровичу Бабкину и его дочери Марии Гавриловне. Добираться до Дарьина было довольно трудно: от станции Жаворонки приходилось идти пешком около 5–6 верст, и Адриан из разных деталей собрал себе велосипед с низким гоночным рулем. Этот руль, как он рассказывал мне, он купил в Торгсине – Торговле с иностранцами. Так назывались магазины, где продукты и товары продавали за валюту или меняли на драгоценности. На этом велосипеде, которым он очень гордился, отец ездил в Дарьино нередко и из самой Москвы. Дарьино в те далекие годы было малоизвестной деревней, окруженной глухими лесами, где было много дичи, и Адриан весной ходил там на тягу, принося иногда по нескольку вальдшнепов.

Адриан дружил со своими двоюродными братьями Александром и Никитой и их сестрой Таней – детьми Василия Романовича Живаго. Дружба отца с семьей Живаго, вероятно, способствовала его знакомству и с моей матерью, Налей Сперанской. Дело в том, что Василий Романович Живаго был женат на дочери от первого брака Ольги Петровны Постниковой Надежде Леонидовне Байдаковой, урожденной Сорокоумовской. С Сорокоумовскими и Байдаковыми были издавна знакомы семьи Живаго и Овчинниковых. После развода с Леонидом Александровичем Байдаковым Ольга Петровна вышла замуж за известного в Москве хирурга Петра Ивановича Постникова. Последний был совладельцем частной лечебницы Постникова и Сумарокова, располагавшейся на Спиридоновке. С Петром Ивановичем Постниковым был близко знаком мой дед по материнской линии, детский доктор Георгий Несторович Сперанский. Семьи Сперанских и Постниковых вскоре породнились: в 1931 году старший брат моей матери Сергей Сперанский женился на дочери Петра Ивановича и Ольги Петровны, Кире, сводной сестре Надежды Леонидовны Живаго. Естественно, что Сперанские вошли в число друзей Постниковых и Живаго и много времени проводили вместе. Вместе ездили в Дарьино и в Турист, вместе ходили в походы по Подмосковью. Летом 1935 года Адриан Овчинников и Наля Сперанская поехали вдвоем на Черноморское побережье Кавказа в поселок Махинджаури вблизи