Читать книгу - "Набег язычества на рубеже веков - Сергей Борисович Бураго"

ніколи не мовила й слова», потому что «я б не знала ні туги, ні жалю». Полное слияние с макрокосмом, этим изумительной красоты и безучастным к людским треволнениям небом, обусловливает преодоление трагического начала в жизни как условия поэтического творчества («слова»). Мысль эта композиционно объемлет иную тему, выраженную второй строфой: тему одиночества. Оно как бы запрятано в стихотворении и даже выражено через кажущееся его приятие: «хай була б я весь вік одинока». Но именно здесь вся боль этих стихов, здесь то, что и должно быть преодолено слиянием с бесконечной красотой макрокосма.

Обратимся к мелодии стихотворения (см. график № 14).

График № 14

Из нашего графика прежде всего становится явной вообще высокая звучность стихотворения: ее уровень превышает звучность сонорного и равняется 5,19 единиц. Это говорит об общей эмоциональной открытости произведения, что, конечно, вполне соответствует нашему непосредственному его восприятию. Показательно также, что – как и в лексико-семантической сфере – музыкально значимы не столько отдельные строки, сколько сочетание целых строф. Хотя трижды повторенное полугласное звучание (5,41) строк «ваші промені – ваша розмова», «я б ніколи не мовила й слова» и «я б не знала ні туги, ні жалю» тоже вполне содержательно и говорит о наибольшем эмоциональном накале в развитии темы творчества.

Итак, все три строфы стихотворения строятся одинаково: две первые строки – о звездах, две последние – о себе (что вызывает в памяти композицию знаменитого лермонтовского «Паруса»). Но мелодия стиха не вторит этому логически четкому и слишком явному композиционному рисунку стихотворения, а отражает глубинное: вселенское одиночество героини, ее щемящую и запрятанную боль. И здесь открывается иная композиционная четкость: высоко и почти одинаково звучащие первая и третья строфы (тема творчества) обрамляют привносящую с собой тему одиночества вторую строфу. И при этом вторая строфа не только лексико-семантически, не только синтаксически, но и музыкально не выпадает из общего контекста стихотворения: «зорі» – не простой повтор слова во всех трех строфах, это и тембральное единство в первом, пятом и девятом стихах, т. е. связующая все три строфы рифма; кроме того, третья и шестая строки также зарифмованы: «мала – стояла». А все вместе составляет тот неповторимый аккорд мысли, чувства, звучания и образа, который как нерасчлененное целое обусловливает главное: непосредственное восприятие стихотворения.

Применительно же к нашей задаче, мы должны сделать вывод: композиционная четкость стихотворения, которую мы ощущали при его первом прочтении, обусловлена не только строением каждой строфы, но и сочетанием строф, что в полную меру отразил наш график развития мелодии замечательного стихотворения Леси Украинки.

Большую роль композиционная значимость мелодии стиха играет в лирике Ф. И. Тютчева. Опять же, непосредственное восприятие тютчевских стихов зиждется не только на лексико-семантическом или синтаксическом параллелизме строения строфы: музыка поэтической речи исподволь, но властно формирует то ощущение композиционной четкости и цельности, без которых поэзия Тютчева немыслима.

Вот одно из строгих стихотворений поэта.

Восток белел. Ладья катилась,

Ветрило весело звучало, —

Как опрокинутое небо,

Под нами море трепетало…

Восток алел. Она молилась,

С чела откинув покрывало, —

Дышала на устах молитва,

Во взорах небо ликовало…

Восток вспылал. Она склонилась,

Блестящая поникла выя, —

И по младенческим ланитам

Струились капли огневые…

Как и в разбиравшемся стихотворении Леси Украинки, у Тютчева все три строфы, вплоть до знаков препинания, построены единообразно. И даже принцип рифмовки тот же: в каждой строфе обязательно рифмуются второй и четвертый стихи и, кроме того, между собой зарифмованы первые стихи всех трех строф: «катилась» – «молилась» – «склонилась». Все это единообразие особенно подчеркивает движение времени: «Восток белел…» – «Восток алел…» – «Восток вспылал…». На фоне неумолимо надвигающегося дня и в тесной связи с его приближением меняется и душевное состояние героини стихотворения: безмятежность и гармония бытия среди двух родственных стихий – неба и моря – сменяются истовой молитвой и затем слезами. Но и в слезах – тот же огненный восход, что на небе и в море. Что же это за молитва и что это за слезы? Слезы восторга или слезы раскаяния, высшее счастье или безутешное горе?

Обратимся к мелодии стиха (см. график № 15).

График № 15

Прежде всего здесь показателен ритм перепада звучности стиха, равномерный и четкий (что полностью отвечает характеру композиции произведения). Примечательно изменение контрастности звучания стиха по строфам, она особенно высокая во второй строфе и особенно низкая в третьей; вот ее цифровое выражение соответственно для первой, второй и третьей строф: 0,39 – 0,43 – 0,17. Мы говорили уже, что изменение контрастности звучания стиха выражает изменение его внутренней напряженности и, как и в тексте, является выражением его смысла. Самый высокий уровень звучности (5,35) представлен сразу двумя строками: «Восток алел. Она молилась», «Дышала на устах молитва»; самый низкий (4,68) – строкой «Восток вспылал. Она склонилась». Ни одна из строк стихотворения не совпадает с идеальным средним уровнем и одновременно ни одна из строк не несет на себе квинтэссенцию смысла произведения, который раскрывается лишь через соотношение строф. (То же явление мы наблюдали у Леси Украинки.) Соотношение звучности строф таково: первая практически совпадает с общим уровнем звучности всего стихотворения, вторая на 0,1 выше первой, третья на 0,12 ниже первой. Все эти данные приводят нас к следующей трактовке стихотворения.

Первая строфа – наиболее важна с точки зрения выраженного в ней смысла произведения. В самом деле, именно в первой строфе представлена картина, не исчезающая и в последующих строфах. Здесь все: и «восток», и «ладья», и «ветрило», и «небо», и «море», и «мы». За рамки этого образность второй и третьей строф не выходит. Первая строфа – это апофеоз синтеза, полной неразличимости ночи и дня: «Восток белел», т. е. того момента суток, когда уже не ночь, но еще и не утро; неба и моря: ведь море – это «опрокинутое небо»; движения и неподвижности: «Ладья катилась», но во всем этом сферическом единении неба и моря, – где нет места неподвижному берегу или какой-либо иной точки, относительно которой движение ладьи виделось бы абсолютным, – движение и неподвижность составляют подлинное единство; человека и мироздания, и потому «веселое звучание» ветрила и «трепет» моря – это одновременно веселье и трепет в душевном состоянии растворенных в предрассветном великолепии влюбленных людей. Любовь и полная гармония в мире – вот «тема» первой строфы.

Вторая строфа – это взрыв чувства: молитва.