Читать книгу - "Сорняк - Евгений Вторкин"

— Первое, чему научила меня учитель, так это готовить горячительное зелье. Да-а-а, выпивать она любила…

Откупорив пробку, старик пододвинул к себе пустую рюмку, чтобы наполнить её мутной жидкостью.

— Каждый раз, пробуя моё творение, она морщилась, ругалась, но после всячески хвалила. И говорила: «Вкуснейший вкус». Да, прошло уже столько времени, но я сам так ни разу не смог насладиться этим «вкуснейшим вкусом». Хотя вру, когда я распивал зелье с Милонегом, мне действительно нравился этот кислый аромат… За тебя, друг.

Резким движением старик опрокинул в себя содержимое рюмки и с грохотом поставил её на стол.

— Хах. После первой рюмки Милонег частенько тыкал пальцем в мой шрам на лбу и подтрунивал: обещал раскрыть моё настоящее имя. Видите ли, ему не нравилось называть меня Крестычем.

Продолжая говорить, он поднёс бутылку к рюмке и снова её наполнил.

— Увы, но как бы Милонег не уговаривал, я не мог вспомнить своё имя. Я даже имён своих родителей не знаю. А всё потому, что нас с братом выкрали работорговцы ещё в раннем детстве. И примерно тогда же нас и клеймили. Мне на лбу вырезали крест, а брату ноль. И всё для того, чтобы один мудак смог различать близнецов.

Неспеша подняв рюмку, старик прислонил её к губам и начал очень медленно пить, стараясь распробовать напиток.

— Кхе-е. Нет, это всё такая же гадость. Вкус не меняется. Хотя признаю — на душе стало теплее, вспомнилось как нас с братом ласково называла учитель. Крестик и Нолик… Да-а-а, время никого не щадит. И миленький мальчик по имени Крестик, постарев, стал Крестычем… Есть у меня ещё и другое прозвище, под которым меня знают многие люди да эльфы, — Грибной король. Вот только мне не нравится, когда так называют меня в лицо. А всё потому, что придумала его одна богиня с очень скверным характером. Вспоминаю, с какой усмешкой и пренебрежением она каждый раз произносит: «Грибной король», и тут же всё тело покрывают мурашки. Какая же она всё-таки скверная женщина!

Достав из внутреннего кармана небольшой свёрток, Крестыч положил его перед собой на столе и развернул. Внутри я увидел разноцветный порошок, сверкающий всеми цветами радуги.

— Но как бы меня не раздражало это прозвище, я всегда буду любить грибы с бриофитами. Учитель всегда называла их высшими растениями. Да, они прекрасны… Вспомнить хоть тот факт, что органы бриофитов снабжены сосудисто-волокнистыми пучками, состоящими из ксилемы и флоэмы.

Опустив пальцы в горку цветастого порошка, старик взял щепотку и поднёс её к пустой рюмке… но, задумавшись, отвёл руку в сторону.

— Может, пойти да сварить какое-нибудь зелье? Не-не-не, я ведь обещал самому себе, что впредь буду готовить лишь трезвым.

Договорившись с самим собой, он вернул руку к рюмке и разжал пальцы. Радужный песок плавно спускался вниз, переливаясь в тусклом свете огонька светильника. Но стоило сверкающим частицам устелить дно рюмки, как их тут же затопила мутная жидкость.

Подняв приготовленный коктейль, Крестыч поднёс рюмку к светильнику и начал с улыбкой наблюдать, как плавающий в зелье радужный песок отражает свет.

— Говорят, что Виарский мох создал сам Владыка. Оно и не удивительно. В этом бриофите содержится множество микроэлементов, положительно влияющих на человека. Вначале повышается температура, потом улучшается приток крови, и вскоре тело наполняют силы молодости. Однако есть неудобный побочный эффект в штанах… потому-то данный бриофит и был популярен среди мужчин. Был… Жаль, что он мог расти только в одном месте. Месте, которое уничтожил эльфийский герой Алэн Хэйзар… Я помню этого гадёныша. Если встречу его вновь, прибью!

Ещё немного понаблюдав за радужными частичками, Крестыч всё же поднёс рюмку к губам и рывком залил в себя содержимое. Глубоко вздохнув, он бросил посуду на столе. Отодвинувшись назад, выпрямил спину.

— Хорошо!

Старик замолк. Откинулся на спинку стула и начал смотреть на полоток. Не двигается. Снова уснул?

Заинтересовавшись его лицом, увидел, как морщинистая кожа наливается розовым румянцем.

Осознав, что ничего интересного больше не происходит, сосредоточился на трапезе сыра. Надо бы поспешить и доесть этот вкуснейший шматок деликатеса.

— Фыр-фыр…

Услышав какой-то шум, Крестыч резко повернул шею и посмотрел прямо на меня! Взгляд человека изменился, и я вновь увидел лицо монстра, желающего меня убить:

— Ах ты ж мерзкая тварь!

Даже помня о том, что старик находится в ловушке стула и он не сможет быстро встать из-за стола, я всё равно не стал испытывать судьбу и тут же поспешил развернуться, чтобы сбежать. Благо путь отступления уже был проверен, и я без лишних мыслей сиганул на следующую полку. Позади раздавался агрессивный шум ломающейся мебели, но я не стал оборачиваться и просто прыгнул вперёд, в отверстие под крышей.

На улице было темно и мокро, холодный ветер толкал меня в лицо, не давая нормально ускориться. Но отвратительная погода меня совсем не расстраивала. Спрыгнув на пышную ветку, я вздохнул с облегчением, что мне вновь удалось улизнуть. И даже почувствовав, что моя шёрстка потяжелела от влаги, я продолжал радоваться и бежать прочь. Подальше от этого проклятого дома!

— Шуршунчик! Ты где⁈

Оборачиваюсь и вижу дверь нараспашку, а в проходе стоит старик с вынутым из ножен мечом. И самое страшное, что он стоит прямо и его ноги совсем не дрожат.

— Шуршунчик⁈

Крестыч, чуть ли не сворачивая шею, крутил головой, выискивая меня. Я же решил довериться инстинктам и затаиться. Покрепче ухватился за ветку и всем телом к ней прижался.

Я ошибся.

Старик повернулся в мою сторону и плавно проведя глазами по веткам, посмотрел прямо на меня, а после широко улыбнулся:

— Хых-хы, ну привет… Тварина, убившая Фарса.

Сорняк — Глава 5. Решительный взмах

Забравшись в неизведанное, маленький герой двигался беспечно и даже нагло. Каждый его шаг подготавливал почву для опасных последствий. Всё ради избавления от назойливого чувства в животе. Он утолил голод, но жадность не позволила ему уйти сразу после достижения цели, и герой столкнулся лицом к лицу с последствиями своей опрометчивости.

Старик бежал на невообразимой для дряхлого тела скорости. Его стремительная прыть пугала. Я не мог ни о чём больше думать, лишь о побеге. После каждого прыжка ничего не видел