Читать книгу - "Покинутая царская семья. Царское Село – Тобольск – Екатеринбург. 1917—1918 - Сергей Владимирович Марков"

Занимался он охотно, и науки давались ему легко, но языков он не любил, хотя и учил, и знал французский, а потом и английский языки. Немецкий ему не преподавали. Заметив манеру свиты и вообще двора говорить между собою по-французски, а в последнее время на английском, ставшим модным языком, наследник как-то сказал:

– Когда я буду царем, то при моем дворе будут говорить только по-русски.

Вообще наследник еще в отроческие годы уже сознавал свое положение, и я помню, как мой отчим, вернувшись после завтрака во дворце, рассказывал, что, когда все вышли из-за стола на внутренний министерский дворик дворца, где государь обыкновенно курил и разговаривал с приглашенными, наследник задержался в столовой и, сидя за столом, что-то усиленно измерял на нем спичкой. В этот момент к нему подошел генерал Сухомлинов и поздоровался с ним. В ответ на его: «Здравия желаю, ваше императорское высочество» – он услышал озабоченное: «Здравствуйте», и наследник, не обращая на него внимания, продолжал заниматься своим делом. Тогда генерал полушутя-полуобиженно заметил:

– Нехорошо, ваше императорское высочество, меня, старика, так обижать!

Тогда наследник встал, протянул руку генералу и после вторичного: «Здравствуйте, – нахмуренно прибавил: – Но в следующий раз, когда я занят, прошу мне не мешать!»

Обладая отзывчивой душой и поразительно добрым сердцем, наследник был чрезвычайно чуток к чужому горю. Как-то, бегая около дворца, он заметил дневального, который украдкой плакал на посту и не заметил, как к нему подошел наследник. Вытянувшись, как каменное изваяние, бедняга совершенно растерялся, когда наследник стал расспрашивать его о причинах его горя. Солдат сначала мялся, но потом услышал:

– Я тебе приказываю сказать, почему ты плакал!

Он объяснил наследнику, что получил из дому письмо, в котором сообщалось, что у его родителей пала последняя корова. Тогда наследник приказал ему вызвать дежурного.

На свист дневального последний прибежал как одурелый, думая, что случилось несчастье, и окончательно растерялся, когда увидел наследника.

По приказанию последнего он заменил пост, и наследник буквально за рукав привел ошалевшего от неожиданности солдата во дворец, прямо к государыне, тоже в первый момент не понявшей, в чем дело.

Наследник еще издалека, увидев государыню, закричал ей:

– Мама, мама, я привел тебе бедного солдатика! У него дома последняя коровка умерла, и ему надо помочь!

Когда все выяснилось, солдату, не помнившему себя от счастья, было выдано по приказанию государя, насколько мне помнится, 300 рублей для пересылки родителям.

На новый 1913 год мой отчим был осчастливлен государем зачислением в его свиту, и в качестве дежурного генерал-майора он принимал участие в юбилейных торжествах в память 300-летия царствования Дома Романовых. Моя мама сопровождала его в поездке в Петербург и Москву, где он дежурил при государе.

Глава IX

Весною 1914 года их величества в последний раз на короткое время приезжали в Ливадию, где пробыли пасхальные праздники и снова уехали в Царское Село. Отчетливо помню тот дивный тихий июньский вечер, когда, сидя на балконе дома моей матери со своим сводным братом Гришей в ожидании к ужину моего отчима и матери, бывших в городе, я обсуждал с ним проект верховой поездки на следующий день. Я, как всегда, вскрывал только что принесенный вестовым пакет со свежими агентскими телеграммами, получаемыми прямо с телеграфа в подлинных лентах, наклеенных на бланки. Одна из телеграмм гласила:

«Сараево 28.6.14.

Сегодня около полудня тремя выстрелами из револьвера убиты наследник эрцгерцог Франц Фердинанд и его супруга герцогиня Гогенберг, проезжавшие по улице в экипаже. Убийца, серб, арестован на месте преступления…»

Приехавший домой Иван Антонович был очень взволнован этой телеграммой. Он возмущался этим преступлением и, как сейчас помню, прибавил:

– Это убийство повлечет за собой большие политические осложнения для России.

Приблизительно в то же время в Тюмени было произведено покушение на Распутина на местном вокзале, где он собирался сесть в вагон, поклонницей Илиодора[10], некоей Гусевой, подосланной последним из-за личных счетов, бывших между ними. Гусева нанесла Распутину тяжелое ранение, распоров ему ножом живот, что, как мне впоследствии передавали, было, безусловно, смертельным, но он каким-то чудом пережил ранение и совершенно поправился.

Таким образом, Распутин в дни объявления войны был вдали от царской семьи, но, предчувствуя возможность таковой, был противником ее, предсказывая окружающим, что, в случае если война произойдет, это будет величайшим несчастьем для России. Россия будет залита морем крови, и вообще война грозит очень печальными последствиями не только России, но и династии.

Тремя телеграммами и письмами он пытался воздействовать на государя в сторону недопущения последним войны. В бытность мою в Тюмени в 1918 году зять Распутина, Б.Н. Соловьев, показывал мне это письмо к государю в подлиннике, так как государыня передала до этого Соловьеву на хранение ряд писем Распутина и другие документы.

Вот текст этого, безусловно, исторического письма. Привожу его с соблюдением орфографии:

«Милой друг есче раз скажу грозна туча нат Рассеей беда горя много темно и просвету нету. Слес то море и меры нет а крови? Что скажу Слов нету неописуемый ужас. Знаю все от Тебя войны хотят и верныя не зная что ради гибели. Тяжко Божье наказание когда ум отымет тут начало конца. Ты Царь отец народа не попусти безумным торжествовать и погубить себя и народ вот германию победят а Рассея? Подумать так воистину не было горше страдалицы вся тонет в крови велика погибель бес конца печаль.

Григорий».

Еще за неделю до объявления войны я видел по настроению отчима, получившего какие-то важные известия, что война неизбежна, и, в случае объявления таковой, твердо решил идти добровольцем.

Чем я руководствовался, решаясь на этот шаг, какие были у меня мысли, какие желания? Отвечу коротко. В апреле 1914 года мне исполнилось 16 лет и, несмотря на такой юный возраст, я чувствовал себя достаточно крепким физически, чтобы вынести все тяготы походной солдатской жизни, а поэтому считал своим долгом принять активное участие в борьбе с врагом, полагая, что если Господу Богу будет угодно сохранить мою жизнь, то для окончания наук времени еще хватит. Сколько же сможет продлиться война? По тогдашнему общему мнению, военные действия продолжатся не дольше полугода, и жизнь снова потечет нормальным порядком.

Война! Какое жуткое, страшное, а для нас, военных, красивое слово! С ним мы вступали в новую жизнь, имея неограниченные возможности не на словах, а на деле доказать свою преданность любимому государю и родной земле, пожертвовать ради