Читать книгу - "Секретные коммандос - Джон Л. Пластер"

Когда "Кобры" снижались над новой LZ, я затаил дыхание. Я смотрел, как ганшипы носились взад-вперед над полем. Затем Кобра Ведущий передал: "Огня с земли нет". Бомбы сделали свое дело. Кобра Ведущий вызвал "Хьюи".

Шесть "Хьюи" подошли, выровнялись и зависли.

И висели.

И висели.

"Что случилось?" — запросил я Ведущего Хьюи.

"Командир наземных сил говорит, что видит противника. Говорит, что не может высадиться". Через сильные помехи я услышал голос Робидо: "Э-э-эээ, Пластикмен, мы не можем это сделать. Здесь бункеры, противник. Мы не можем высадиться".

Я крикнул: "Убирайся!"

Робидо продолжал бубнить.

Я закричал: "Убирайся, ублюдок!" Робидо сделал вид, что не слышит меня, и продолжал бормотать оправдания. Я переключился на УВЧ и сказал его пилоту: "Скажи ему, чтобы убирался".

"Понял, Пластикмен". Наступила пауза, затем Ведущий вернулся, в его голосе звучало презрение: "Командир группы говорит, что видит людей. Он не пойдет".

Безумие, подумал я, может мне прыгнуть с парашютом из нашего O-2 и взять командование на себя? Но это не сработает, не сейчас. "Хьюи" просто висели и висели. К этому времени северовьетнамцы должны уже выбираться из своих бункеров, устремляясь на звук наших вертолетов, наше преимущество уменьшалось с каждой секундой. Вертушки висели там, по меньшей мере, четыре минуты — напрашиваясь на неприятности. Робидо продолжал бормотать, намеренно, чтобы не слышать, как я приказываю ему убираться.

Я больше не мог рисковать. "Отходите, Желтый Ведущий", — приказал я.

"Хьюи" опустили носы и взмыли над деревьями, не получив ни единого выстрела со стороны противника.

Я немедленно связался с Контумом и запросил разрешение направить вертолеты обратно в Полейкленг, чтобы я мог приземлиться там, сменить Робидо и лично взять на себя командование Хэтчет Форс для проведения еще одной спасательной операции. У нас еще было несколько часов светлого времени.

Через пять минут пришел ответ: Отказано, без дальнейшего обсуждения. Все борта должны вернуться в Контум и завершить работу.

Мы с Гроувсом кружили над LZ еще несколько минут, пока я в последний раз подносил бинокль к глазам и искал хоть какие-то следы моего друга и товарища-ветерана того ночного забега по джунглям на "Эштрей Два". Затем нам тоже пришлось уйти.

Когда мы улетали, меня охватил жуткий страх — минуты уже превратились в десятки минут, затем в часы, а вскоре последуют дни, затем — годы. Я вспомнил Фреда в Бангкоке, когда Янси поставил песню Джона Леннона, и мы обманули его, заставив поверить, что там поется "Дайте шанс войне". И его прыжок из окна отеля, когда он промахнулся мимо бассейна и… Я ударил кулаком по лобовому стеклу. Фреда больше не было, я ничего не мог сделать. Фред Крупа, храбрец, командовавший личным примером, теперь пропал без вести. Я сломался.

Когда наш O-2 был на подходе к Контуму, я передал запрос о встрече с исполняющим обязанности командира. Через несколько минут я предстал перед ним и в ярких подробностях описал, что именно произошло. Затем я потребовал, чтобы Робидо предстал перед военным трибуналом за трусость перед лицом врага. Он заверил меня, что проследит, чтобы было сделано все необходимое.

Не было сделано ничего. Ни единой чертовой вещи. Каждый разведчик, которого я когда-либо знал, не колеблясь выпрыгнул бы из этого вертолета; любой из Хэтчет Форс, кого я когда-либо встречал, бросился бы в те джунгли — все рискнули бы своими жизнями, отправившись за Фредом Крупой — кроме Робидо, чье жалкое, трусливое малодушие усугублялось тем что он носил зеленый берет. Но кто был хуже? Трус Робидо или наш командир, который не смог его наказать? В мире тайных операций безопасность и отрицание оказываются превыше забот о правосудии и судьбе потерянных людей, обеспечивая идеальное прикрытие для беспринципных отбросов вроде Робидо. Скрытая за завесой секретности SOG, его послевоенная репутация нисколько не пострадала. Меня не просили внести свои соображения в официальный отчет об инциденте, я даже не видел его, но в нем, должно быть, не было и намека на виновность Робидо, потому что в последующие годы он был повышен до сержант-майора.

Что касается Фреда Крупы, мы не знали, жив он или мертв. Монтаньярский командир роты Айом, сидевший в дверном проеме рядом с Крупой, рассказал на опросе, что схватил Фреда за правое плечо, но затем выпустил, когда пуля попала ему в руку. Член экипажа "Хьюи", специалист-четыре Мелвин Лью, доложил, что видел, как Крупа упал, а затем лежал на спине рядом с бревном, не двигаясь и не издавая ни звука.

Потеря Крупы травмировала меня, это был эмоциональный удар, оставивший меня практически опустошенным.

В тот вечер я сидел в Кови Кантри-Клубе, один в темноте, пил и думал. Как давно я пил за своих погибших товарищей из РГ "Нью-Мексико" — Стивенса, Булларда и Симмонса — а затем за других товарищей — Билла Спенсера, Толстого Альберта, Крошку Хью. Я бормотал свою личную версию "Эй Блю", где было еще больше имен, слишком много имен. Все эти прекрасные люди — Дэвид Микстер, Чак Хейн, Кен Уортли, Джим Рипанти, Рикардо Дэвис, Рон Бозикис, Уэйн Андерсон, вся РГ "Пенсильвания", Рон Гуле, Деннис Бингем, Майк Куропас, Билл Стаббс, Грег Харриган, Сэм Цумбрун и еще дюжина, так много еще.

А теперь Фред Крупа. Сколько раз я пел "Эй Блю"? Я не знал, не хотел знать. Я был ошеломлен, опустошен, подавлен и мне было больно за их семьи. У Толстого Альберта, Билла Спенсера и Крошки Хью были жены, а у последних двоих еще и дети. Это называлось "ограниченная война". Ограниченная? Как для людей, отдающих все, сражающихся и умирающих, может быть ограниченной смерть? Тонкие различия, столь понятные в Вашингтоне, не имели смысла на поле боя.

Я пил до поздней ночи.

После потери Фреда все, казалось, начало рушиться.

Всего несколько недель спустя пришло известие, что наши Хэтчет Форс расформировываются — немыслимо! Хэтчет Форс существовали задолго до того, как я прибыл в SOG — Бешеный Пес отправился на свою последнюю задачу в составе Хэтчет Форс, Боб Ховард отправился со взводом, чтобы попытаться спасти Боба Шердина на задаче, за которую был награжден Медалью Почета. Они не могли расформировать Хэтчет Форс! Кто будет блокировать дороги в Лаосе? Разве никто не видит, что северовьетнамцев стало больше, чем когда-либо?

Но они распустили их, выдав каждому из ярдов двухмесячное жалованье, десятикилограммовый мешок риса и предоставив