Читать книгу - "Фашисты - Майкл Манн"

предложив места в коалиционном правительстве левому ее крылу, — ход был отличный и, несомненно, спас бы демократическую республику, — но все усилия оказались напрасны: леваки в рядах Конфедерации правых полагали, что они ни за что не справятся в одиночку, вне защитного панциря, каковым являлась их организация — пусть не фашистская, но реакционно-авторитарно-католическая. Другое дело, что для социалистов, республиканцев и сторонников региональной автономии значимой разницы между фашизмом и реакционным авторитаризмом не существовало. Левые знали, что Конфедерация несомненно свернет республиканские реформы, будет подавлять их движения, будет арестовывать их и бросать в тюрьмы. Они опасались именно конкретных действий правых, а подоплека этих действий, фашистская ли или просто реакционно-католическая, была им безразлична. Любые авторитарные активисты, стремящиеся арестовывать европейских левых и левоцентристов, в их устах становились «фашистами». Действительно, в некоторых странах подобные движения в итоге превращались в фашистские, и испанцам это было хорошо известно. Автор этой книги — внимательный к терминам социолог, и он воздерживается от того, чтобы называть автономных правых фашистами, но вот их оппоненты считали себя вправе (руководствуясь глубоко личными мотивами) определять их именно так.

В конце 1934 г. Конфедерация правых контролировала оба испанских госаппарата и проявляла отчетливые полуавторитарные наклонности: после октябрьского восстания она возглавила репрессии против его участников. Это решение имело нежелательные последствия: оно отвратило от партии колеблющихся центристов (Montero, 1977: II, 124). Когда подпитываемая скандалами слава Радикальной партии начала сходить на нет, лидер автономных правых Хиль-Роблес предположил, что ему (как лидеру крупнейшей партии в правящей коалиции) будет предложено сформировать новое правительство. Но страх перед конфедератским «фашизмом» был так велик, что президент Самора отказал Роблесу и вместо этого объявил выборы.

Конфедерация автономных правых не сомневалась в своих силах и начала избирательную кампанию активно, выставив своих оппонентов аморальными предателями нации. В результате от Конфедерации отвернулись, расторгнув с ней союз, некоторые консервативные республиканские и региональные партии. За счет этого на выборах у «Народного фронта» появились лишние 5 % голосов; не исключено, что еще больше левым подарили напуганные анархо-синдикалисты, которым впервые пришлось участвовать в голосовании. В совокупности эти голоса стоили правым победы: ситуация складывалась так, что в обозримом будущем достичь своих целей демократическими и законными методами им бы точно не удалось.

Члены Конфедерации, ультраправые, не умели ни с кем договариваться. То же можно сказать и о церкви, которая всегда демонизировала политических противников. В своих газетах, листовках и ораторских выступлениях правые настойчиво призывали к «реконкисте». Этим звучным словом в испанской истории уже обозначался период освобождения от исламского ига в Средние века. Теперь же, по замыслу правых, Испания освобождалась от нового гнета, в который ввергли ее социалисты, анархисты и республиканцы, чуждые интегральной, то есть органической, целостной нации. Установление республики повлекло за собой раскол, гибель, анархию. Предвыборный плакат ИКАП гласил: «Голосуя за республику, голосуешь за гражданскую войну». Испанию, по их замыслу, нужно было спасать от «марксистов, масонов и сепаратистов, обслуживающих интересы иностранцев. Они — не испанцы!». Свою лепту внесла и церковь, объявив разворачивающуюся борьбу не политической, а «моральной» — борьбой между «созиданием и разрушением; между страной старинных обычаев, религиозных принципов, сохранения уклада — и анти-Испанией: страной разрушений, сожжения церквей и… революции». Провозгласив «крестовый подход молитвы и возмездия», церковь требовала молитв, жертв и мщения во имя победы над «теми, кто отступил от Христа и поднял знамя разрушений и ненависти над врагами, отступниками от веры и родины». В 1936 г. в католической печати впервые появились выпады в адрес консервативных республиканцев — их выставляли антихристианами (Vincent, 1989: 80–86; Montero, 1977; Bermejo Martin, 1984; Lannon, 1984; ср. Alvarez Chillida, 1992; Alvarez Rey, 1993: 334–336). Этот момент был решающим: в исключающем органическом национализме появилась изрядная доля церковности, что создало подоплеку для описания предстоящего военного мятежа как «крестового похода против анти-Испании». На фоне столь мощного идеологического давления многим испанцам было трудно взглянуть на программы соперничающих партий трезво, расчетливо, с позиций собственных частных интересов. Капиталистам везде, кроме южных районов, также было трудно соотнести эти программы со своими устремлениями — к прибыли и сохранению собственности. Был в значительной степени мобилизован идеологический потенциал — сыграли на экономических интересах католиков. Действительно, целью в данном случае была победа на выборах. Но что, если бы они проиграли? Согласились бы они подчиниться правлению тех, кого считали исключительно чужаками, врагами и предателями?

Правый национализм, представлявший собой сочетание ненависти и морализаторства, был идеологией более цельной и более опасной, чем правый этатизм. Последнее имело «акцидентальный» характер: правые плохо себе представляли устройство желаемого авторитарного государства. Несколько боевых активистов автономных правых оказались заражены фашистскоподобной идеологией, предполагавшей репрессии и мифический «третий путь», заключавшийся в установлении порядка, иерархии и гармонии. Молодежное крыло Конфедерации активно пользовалось фашистским инструментарием: мобилизовывало массы, устраивало уличные погромы, превозносило «вождя» (Montero, 1977: I, 621; II, 81, 248; Preston 1986: 63–68). Но тенденция не была единообразной: в Севильской партии господствовали не столько фашистские настроения, сколько идеи возврата к «касикизму» (Alvarez Rey, 1993). Было у молодежного крыла и приветствие, слегка напоминающее фашистское: правая рука согнута в локте, ладонь отведена чуть за спину. Попробуйте сами так вскинуть руку — согласитесь, для фашистского салюта это как-то беспомощно, зашуганно, как будто человек стесняется своих ультраправых убеждений. Не много существовало в Испании и правых парамилитарных формирований: ряд молодежных групп требовали создать такие отряды, но руководство Конфедерации добро не давало. Имея в качестве основной силы боевиков-карлистов да немногочисленных «фалангистов», правые искали военной поддержки в армии.

У Конфедерации не было четких планов будущего государственного устройства: им достаточно было мятежа — «пронунсиаменто». Акцидентализм Конфедерации правых распространился в конечном счете и на них самих. С восстанием армии Конфедерация исчезла: политические партии были более не актуальны, партийцы перестроились и приспособились к новому режиму. Именно на автономных правых и лежит наибольшая политическая ответственность за уничтожение испанской демократии. «Акциденталистский» сценарий развития событий в итоге оказался для страны губительнее потенциального революционного пути, по которому шли анархо-синдикалисты и социалисты.

Правее Конфедерации стояли, во многом пересекаясь с правым ее крылом, партии, именовавшие себя «традиционалистскими»: эти в открытую отвергали республику и демократию. Таковыми были аграрии, а также по большей части карлисты и альфонсисты. Однако благодаря республике они все активнее перенимали авторитарные корпоративистские идеи, которые пропагандировала влиятельная группа, известная как «Испанское обновление». На крайне правом фланге границы между авторитаристами разных направлений были практически стерты. Ядро ультраправых составляли регионалисты и церковь; в лидерах ходили землевладельцы, юристы, священнослужители и военные, способные, однако, мобилизовать куда более широкие, внеклассовые группы своих преданных сторонников, которых они именовали не иначе как «людьми большой