Читать книгу - "Великие зодчие Санкт-Петербурга. Трезини. Растрелли. Росси - Юрий Максимилианович Овсянников"

Федор Свиньин и Карл Росси. С их помощью архитектор готовит два десятка чертежей большого формата и отправляет пх Павлу с почтительным обращением: «Ваше Величество. Спроектированные Вашим Императорским Величеством планы и чертежи Михайловского дворца я привел в порядок согласно основам и правилам искусства…» (еще одно, пусть льстивое, но важное доказательство архитекторской деятельности императора).

Указом от 30 декабря 1796 года Свиньин милостиво пожалован коллежским асессором с ежегодным жалованьем 600 рублей, а Росси — губернским секретарем с жалованьем 300 рублей.

Губернский секретарь по «Табели о рангах» — XII класс, что соответствует воинскому званию поручика или, по-теперешнему, лейтенанта. Значит, совершено очередное восхождение по служебной лестнице. И вдвое увеличено жалованье. Конечно, для привычек и образа жизни семейства Лепик 300 рублей — деньги не ахти какие, но вместе с тем следует помнить, что в Петербурге в ту пору курица стоит 5 копеек, а пуд масла — 2 рубля.

Милость, оказанная молодому Росси, приходится на первые два месяца царствования Павла — время, когда освобожден из крепости Николай Новиков, возвращен из ссылки Александр Радищев, отпущены вожди польского восстания 1794 года — Тадеуш Костюшко, Игнацы Потоцкий и другие, помилованы дворяне, осужденные по «новиковскому делу». Это розовое время ласковых улыбок, раздачи наград и обещаний. Год 1797-й и последующие окрашены в другой колер. Усердней стала работать Тайная экспедиция или, как ее называли до 1762 года, Тайная канцелярия. Для разбора генеральских и офицерских дел создана Генерал-аудиторская экспедиция, куда направили особо ревностных исполнителей монарших желаний. Историк Н. Я. Эйдельман подсчитал: если за тридцать четыре года правления Екатерины Тайная экспедиция рассматривала в среднем 25 дел в год, то при Павле разбиралось в среднем 180, то есть в семь раз больше. Генерал-аудиторат рассматривал в среднем 10 дел в месяц. И все они касались в основном жителей Петербурга. Над городом повисла атмосфера высочайшего гнева. Стало тяжко дышать, ходить, думать. Новые законы и указы сыпались как из рога изобилия. В среднем 42 законодательных акта каждый месяц. (Заметим, что во времена Петра I издавалось примерно 21 указ в месяц, а при Екатерине II — 12.) Запрещено носить круглые шляпы, установлена обязательная ширина стоячего воротника немецкого платья, запрещено танцевать вальс, запрещено иметь бакенбарды, нельзя носить синие женские сюртуки с белыми юбками, кучера и форейторы не должны больше кричать «Пади!». Резко сокращено печатание книг: если в последний год царствования Екатерины издано 249 названий, то в первый год правления ее сына — только 175.

Треть каждого выпуска газеты «Санкт-Петербургские ведомости» занимают сообщения о различных штрафах, наказаниях и, порой, награждениях. Жизнь государства определяется не идеями, а эмоциями Павла.

Будущий Михайловский дворец, который обязан сочетать все атрибуты рыцарского замка и невиданную роскошь бывшего французского двора, — любимая затея императора. И Павлу кажется, что дело движется слишком медленно. Пока не построен замок, он не может ощутить всей полноты своей власти. Чтобы ускорить дело, император жалует своему любимцу, Винченцо Бренне, чин V класса — статского советника. А в помощь ему направляются лучшие зодчие екатерининского времени — Чарлз Камерон и сам Джакомо Кваренги. Подобная мера обязана убыстрить работы.

Под начальством Бренны уже трудятся архитекторы Е. Соколов, И. Гирш, Г. Пильников. Теперь к ним прибавилось еще двое маститых. В такой сильной команде роль двадцатилетнего Росси, конечно, невелика. Его главная и, вероятно, единственная обязанность — исправно копировать все чертежи, если надобно — рисовать общие виды и как можно лучше постигать все тонкости сложного архитекторского искусства. Вклад Росси в украшение интерьеров и в проектирование отдельных архитектурных деталей, о котором рассуждали некоторые искусствоведы, ничем не подтверждается. Молчат документы, молчат современники. А вот многочисленные копии чертежей и рисунки, подписанные Charl Rossy, дожили до наших дней.

В отделе рукописей Российской национальной библиотеки в Санкт-Петербурге хранится небольшой изящный альбом. Девятнадцать листов с чертежами и один заглавный с надписью на французском языке: «Коллекция генеральных планов, фасадов и разрезов замка Святого Михаила, нарисованная Карлом Росси». По замечанию Н. Никулиной и Н. Ефимовой, составителей полного каталога всех работ Росси, альбом поражает «блестящей техникой рисунка». Значит, годы учения не прошли даром: молодой Карл многое перенял у своего наставника.

Альбом-подношение был создан незадолго до окончания всех работ и сохранил до наших дней первоначальное обличье замка. Торжественный подход к дворцу начинался со стороны Итальянской улицы тройными полуциркульными воротами, где средний проезд предназначен только для членов императорской фамилии. За воротами — широкая прямая аллея, по одну сторону которой здание конюшен, по другую — экзерциргауз (манеж). Аллея обрывалась у трехэтажных павильонов — кордегардий. Дальше начинались предзамковые укрепления.

Широкий ров обрамлял площадь Коннетабля[5]. Через ров переброшен деревянный подъемный мост. По обеим сторонам его на гранитных парапетах бронзовые пушки, глядящие в сторону аллей. В центре площади — памятник Петру I, исполненный еще Бартоломео Карло Растрелли и установленный теперь здесь по указанию нового императора. На постаменте надпись, горделиво подчеркивающая родственную преемственность: «Прадеду правнук». За спиной памятника — широкий ров и через него три каменных моста. Средний — только для царской семьи и иностранных послов. Он ведет прямо к центральному порталу, облицованному цветным мрамором и обработанному крупным рустом. По бокам въездных ворот — обелиски с воинской арматурой и вензелем императора. Композицию фасада завершает треугольный фронтон с барельефом, над ним аттик, увенчанный скульптурной группой.

Несмотря на внешнее различие всех четырех фасадов и разнообразие использованных архитектурных деталей, замок производит цельное и внушительное впечатление. И в этом великая заслуга Бренны. Если облик фасада определялся лежащим перед ним пространством — Фонтанкой или Летним садом, то многообразие архитектурных деталей — результат императорского нетерпения. Для ускорения строительства хватали, везли, тащили декоративный камень, колонны, фризы, скульптуры из Царского Села, дворца в Пелле, Академии художеств, даже со стройки Исаакиевского собора. Именно отсюда забрали приготовленный для храма порфировый фриз и укрепили его над главными воротами, хотя существовавшая на нем надпись никак не подходила дворцу. Может, никто не обратил бы внимания на подобную несуразицу, но нашлись те, кто решил ею воспользоваться. И пополз по городу новый слух: отобрал государь у храма украшение и добром такое самовольство не кончится: проживет он всего-навсего столько лет, сколько букв в этой надписи. А их сорок семь… Как ни удивительно, но именно столько и прожил Павел.

Шепоток пущен не случайно, как и многие другие, переползавшие из дома в дом по улицам Петербурга. Видать, кому-то они очень надобны. Н. Я. Эйдельман доказал, что уже на следующий год после воцарения Павла родился в столице заговор против государя, участие в котором принял даже старший сын Павла — наследник престола Александр. Политика императора, стремившегося «…не только к сохранению