Читать книгу - "Мирослав – князь Дреговичский - Эдуард Мартинович Скобелев"

простого людина оставляет боль в сердцах близких, смерть великого мужа завершает времёны; исторгая тем скорбь безмерну и необъятну о минулом, рождает и новую надежду. Но пусто во дни погребениа, и дрожит каждая душа о себе, прочь гоня видения о недалеком. Рече еще Мирослав: «Жил Горим – был хулим, умре Горим – все ушло с ним. Много беды причинил Русьской земле Володимир, але ведь на свой лад пекся о благе ее. Не тако ли и мы заблуждаемы в желаниях? И не в том ли порок человеца, лишивший сна и надежды: стремитись к одному, а творити другое? Мечта николи не подобна достигнутому».

Во имя правды признаю свою ложь, если увижю (ее). Кто не сознаётся во лжи, смеет ли поминати правду? Починал Володимир под сенью Добрына, удивляясь, еже одни латки, а пекут блины разно. Глаголил тогда ко гридям от науки наставника: «Зачем вы, если хотите думати моим умом? Одну тень мне подарило солнце, ужли другой обязан подаркам, иже раздаю, и плетям, кыми учю ослушников?» Але со временем забылась наука: коли развращати, развратит ся и самый непреклонный, коли изо дня в день внимати льстиве-цам, утратит меру и самый разумный.

Привязали душу христы, стянули цепеми лжи, але во всю жизнь (Володимир) не доверял Христу; полагая, еже души умерших (праведников) во всякий час стоят над живыми, многие из молитв обращал отай к духам тьмы, они же, как известно, не внемлют человецу; любил починати дело, коли из лунного серпа не скатывается яичко; причину всякого мора находил в том, что поганят протекающие воды; услыхав о неком ярыжке, помочившемся в Реку, велел бити его едва ли не до смерти.

Признаком мудрости считал Володимир краткость суждений, Впроси у нъ однажды некий сурожский князь: «Ни конца, ни краю твоей земле, скакати – не обскачешь, летети – не облетишь, како же управляешь?» Отрече: «Изменяя привычку». Другой раз рече к нъ свейский конюг: «Мы, свей, ловчее, и скоро вершим всякое дело. Русьские просторы располагают к лени ума и тела. Большое колесо и медленнее раскручивается, и медленнее останавливается». Отрече: «Але ведь и дальше везет».

У каждого племени свой путь; все вышли из одного и, разойдясь лучеми солнца, сойдутся в одном, и каждое (племя) осветит и согреет мир. Но не суетным ожиданием, а Еечной заботою обо всех и тяжким тружени-ем ради истины.

Идеже Русьская земля ныне, куда повели ее хрис-ты? Быша могучи духом словеньские племёны, а ныне торят чюжие тропы: сытят их ложью, умиротворяют бесчестием, одушевляют посулами, одаряют словеми Христа и казнят от имени его. Но сколько бы ни блуждали, вернутся к истоку и вновь обретут свою правду, ибо в ней – они сами; переварят вредную пищу, еже съедена неволею. Мнозие погибнут, пока (это) случится, но скажут уцелевшие: меж человецем и боземи не бы-ти посредникам: человец починается в божьем, (он) часть мира, равная со всеми частями, и продолжение в оба конца; (он) служит вечности обретением совершенства в преходящем.

О скорби скорбей, дайте досказать внятно, не истекайте, словы мои, в слезы и в молчание, доколе не окончу.

Собрал Мирослав правоверей отовсюду, сколько мог, и не было средь них согласия, – изнемогли в лишениях, ибо (ничто) не предвещало уже победы. Глаголили иные даже из волхвов: «Что бедствовати по лесам гонимым? Лутше христитись, сохранив в душе бозей, нежели лишитись жизни, – поверженные не сберегут ни веры, ни обычая». И се округ мятежили люди, – в Рос-стави, в Сюждале, в Смилени, в Менеси, в Чернигах, але иными быша их хоти; не ведая о прошлом, тешили ся обманом христов, говоря, не от людей людьские беды, но от всевышнего промысла. С горечью внимал (этим) людем Мирослав, а они с недоверием слушали его. И звали бити кто попа, кто боляреца, кто князя, проклинали разлад и неспокой русьского духа, а разумения было мало. Гремела гроза уже о новых времё-нех: от Новгорода и от Кыева шли встречь друг другу великие войски [337], и стонала земля от множества коней, и скрип саней и бряцанье оружия раздавался от Варяжского моря до Сурожья. Рече Посока: «Чюжою стала родная земля; сколько болеть душой? сколько ясти березовую кору и липов лист? [338] – поищем доли в иных пределах». И снарядился в далекий путь. Последовали за ним многие правоверы, и жены их, и дети, а всего больше 10 тысяч, и Мирослав не удерживал их. Когда же спустились по Буже, ограбили (их) печенези; изгнанники же, отчаясь, уже ни о чем не жалели. И ушли за море, и поселились в Сирийской земле; до сего дни тамо их селища; называют ся могутеми, поклоняясь Могуте, аки первопредку своего племени. Се словени, сказают, воздвигли великий храм Могожи, защитившей (их) на трудном пути. Когда плыли, поднялась невиданная буря; ужасныя волны одну за другой проглатывали переполненные лодин, и страх объял людей, п приготовились уже покорно принять свою участь; волхвы же, облачившись в лутшие одежды, взывали к Перуну, але не внял (Перун) оставившим древлие святи-ща, и молились Влесу, и тоже не ответил; смилостивилась лишь Могожь; спустила с Неба белого сокола, и улеглись морские хляби. Но разве утешились сердца? Земля родная ведь не та, еже оделяет прибытком, но та, идеже судьбы – наши и наших отец.

Вслед за Посокою разошлись и другие правоверы, больше всего в Заволожскую Чудь; немногие остались с князем Мирославом. И гадали волхвы о грядущем, и выпало древлее рекло: «И ратай плакал, а жниця не весела». И думал Мирослав с грустью: отступились люди, принеся бессчетные жертвы, – разве осудишь? По-хотели спасения, не желая болыи умирати, – разве возразишь? Спасает себялюбие, но оно же чревато погибелью; в любви к другим сокрыта истинная любовь к себе, – было ли бегство любовью?

Горе нам, горе! Вот, люди похожи, различаются лишь времёны; и если различаются люди, то сходятся их цели. Настоящую мысль не поймешь, – буравит ум дальней красотою, волнует неодолимым почутьем правды, и тоскливо, что (ты) не причастен к сей мысли и не разумеешь ее; но мука досадного непонимания обнажает иные истины, – не прибавляют и часа жизни, але радостней шаги сердца.

Слезы размочают, каменность души приводит к трещине; плачю, чтобы собраться с силою, сдерживаю слезы, чтобы не расстаться с нею.

Недостойно, коли помнит муж о смерти; идеже и когда встретит, не его печаль. Помнящий (о смерти) дерзнет ли ради подвига? Достигнет ли совершенства в заботах? Страстью и верой