Читать книгу - "Стихи и слезы и любовь. Поэтессы пушкинской эпохи - Елена Ивановна Майорова"

ум часто очень забавен. Иногда я хочу сойти за философа, но лишь подумаю, что эта философия не увеличит моего счастья, – скорее наоборот, – я посылаю ее к черту».

Такому человеку, незаурядному и непостоянному, представляющему отдельное явление в истории русской критической мысли и литературы, Екатерина посвятила стихотворение «Князю П. А. Вяземскому». А он ответил ей своей «Святочной шуткой». Возник своеобразный диалог, что становится ясно из первых строк стихотворений, написанных в форме вопроса и ответа. Оба довольно больших послания характеризуются юмористическим настроением. Они схожи по смыслу: если поэт видит нечто «чертовское» в женщинах, то Екатерина обнаруживает «чертовщину» в мужчинах. Стихотворения отсылают читателя к непринужденной светской полушутливой беседе, где собеседники блистают остроумием. Этот стихотворный диалог сблизил князя и красавицу еще больше.

П. А. Вяземский. Художник К. Я. Рейхель

Появление Тимашевой в Москве – время после декабрьского восстания 1825 года. Удар 14 декабря отозвался на всю Россию: все сжались и присмирели. «Первые годы, последовавшие за 1825-м, – писал Герцен, – были ужасны… Людьми овладело глубокое отчаяние и всеобщее уныние. Высшее общество с подлым и низким рвением спешило отречься от всех человеческих чувств, от всех гуманных мыслей». Гончаров об этом же времени говорил: «…тогдашние либералы, вследствие крутых мер правительства, приникли, притихли, быстро превратились в ультраконсерваторов…»

Но притихли и присмирели не все. Общественное мнение было сильно взбудоражено расправой над декабристами. Большинство восставших принадлежало к аристократической элите – haute nobless. Общество резко разделилось на осуждающих бунтовщиков и им сочувствующих. В то же время произошло включение декабристов «в прочные внеполитические связи», прежде всего родственные. Так, граф Захар Чернышев имел родных теток – бывших фрейлин двора – Е. И. Вадковскую и А. И. Плещееву, чьи сыновья тоже были декабристами. Шесть сестер Захара вступили в брак с представителями аристократических фамилий и создавали в своих семьях сочувственный настрой к брату. Сестра Александра, жена одного из главных идеологов декабристов, Никиты Муравьева, последовала за любимым мужем в Сибирь.

Александр Иванович Чернышев, дипломат и разведчик, человек во всех отношениях выдающийся, впоследствии военный министр, проявил себя самым безжалостным и строгим судьей над декабристами. Как член следственного комитета он, имевший виды на огромный чернышёвский майорат, без всяких оснований упорно добивался вынесения единственному наследнику графу Захару смертного приговора. Навязываясь декабристу в родственники, генерал встретил появление его на судилище громким возгласом: «Как, кузен, и вы тоже виновны?» Остроумный Захар Григорьевич ответил: «Виновен – может быть, кузен – никогда». Тем не менее Александр Чернышев ходатайствовал о передаче ему майората, принадлежавшего подвергшемуся ссылке графу Захару Чернышеву.

Ходатайство не было уважено императором Николаем, однако слухи об этом широко разошлись. Один пожилой и желчный вельможа съязвил: «Вы, говорят, любитель майоратов? Не желаете ли и мой наследственный – подагру?» В день коронации император Николай I возвел Александра Чернышева в графское достоинство. Тот как-то явился в общество и был представлен как граф Чернышев. «Я знаю только одного графа Чернышева – он теперь в ссылке», – пренебрежительно молвила известная гранд-дама.

А. И. Чернышев. Художник Дж. Доу

Молодые женщины, ссылаясь на основы христианской морали, защищали свое право на участие к «падшим». Испокон веков, даже в эпохи полного женского порабощения, христианское подвижничество и благотворительность были двумя сферами их деятельности вне семьи. Сменить комфортную жизнь в столице на холодную и убогую комнатушку при остроге решились всего одиннадцать человек. Позднее к ним присоединились еще семеро – матери и сестры осужденных. «Спасибо женщинам: они дадут несколько прекрасных строк нашей истории», – сказал Вяземский, узнав об их решении.

Мемуаристка Вера Бухарина пишет, что она и ее сердечная подруга Софья Горскина испытывали восторженное желание отправиться в Сибирь: первая – за А. И. Якубовичем, чей романтический облик в ее сознании с детства был окружен ореолом; вторая – за И. И. Пущиным, с которым дружен был ее брат Иван, тоже декабрист. Девушки мечтали выйти замуж за своих избранников или даже за кого-нибудь другого из декабристов – так велик был порыв. При этом они не сочувствовали их убеждениям и были твердо уверены, что бедные молодые люди, впавшие в ересь, еще обратятся к «здоровым идеям». Это было мимолетное увлечение, кратковременный и наивный порыв молодых душ, но он показывал, какой огромный отклик вызвал поступок Волконской и Трубецкой, как он был воспринят молодым поколением.

В письме к А. И. Тургеневу и Жуковскому от 29 сентября 1826 года Вяземский с исключительным сочувствием отзывался о женах декабристов, едущих в Сибирь за своими мужьями: «Дай бог, хоть им искупить гнусность нашего века».

Безусловно, Тимашева, женщина образованная, культурная и достаточно самостоятельная в своих суждениях, сочувствовала страдальцам. Строка о «святой свободе» в приведенном выше стихотворении «К Лизе» отнюдь не случайна – поговорить о свободе считалось хорошим тоном. В статье Ф. Я. Приймы, напечатавшего стихотворения Тимашевой, обращенные к Пушкину, была отмечена оппозиционность общественных настроений поэтессы. Действительно, в одном из посланий она писала:

Иль может быть, воспоминанья Тебя далеко увлекли… Друзей погибших, их страданья Невольно душу потрясли. Ах! прах невинный кто слезою Горячей в день не оросил И кто об них в душе с тоскою Не вспоминал и не тужил…

В то же время нельзя согласиться с критиком, представляющим эту светскую даму чуть ли не соратницей декабристов. В подтверждение своего утверждения он приводит ее стихотворение

Он пал – и храброго могила, Как одинокий цвет степей, Мрачна, печальна и уныла Одна, далеко от друзей. Ах, не придет к тебе с слезами Оплакать прах любезный твой, Не будет жадными устами Лобзать могилы роковой. Напрасно мать, сестра с тоскою В степи пойдут тебя искать! Не мрамор пышный над тобою Там будет взоры удивлять, Но черный крест, в песке глубоком,