Читать книгу - "Змея, крокодил и собака - Барбара Мертц"

– Мы не видели вас в течение нескольких лет, Сайрус. Его подражание вашей речи и манерам было совершенным, он – прирождённый имитатор, и мог в течение нескольких дней тайно изучать вас, прежде чем покинуть Каир. Но главным его оружием являлась психология. Люди видят то, что ожидают увидеть – что, как им сказали, они видят на самом деле. И как только они утвердятся в этой вере, никакие доказательства обратного не смогут убедить их в собственной ошибке.

– Хватит разводить психологические бредни, Амелия, – прорычал Эмерсон. – Полагаю, Вандергельт, среди ваших сотрудников нет лиц по имени Рене Д'Арси и Чарльз Х. Холли?

– Сотрудники? У меня их нет. Хоффман оставил меня в прошлом году для работы в Исследовательском фонде Египта. Я собирался искать помощника в Каире. Есть молодой человек по имени Вейгалл[256]...

– Нет, нет, он не подойдёт! – воскликнул Эмерсон. – У него нет никаких способностей, а его склонность к...

– Эмерсон, пожалуйста, смени тему, – перебила я. – Как и Сайрусу, мне сложно это признать. Оба этих приятных молодых человека были лейтенантами... лейтенантами...

Эмерсону было крайне трудно произнести хоть слово, но он справился.

– … Гения... М-да. Нам сразу следовало понять – никакие они не археологи. Боязнь высоты Холли уже наводила на подозрения, и ни один из них не демонстрировал той степени знания, которой должен был обладать, но в настоящее время не так много землекопов, которые хоть чего-то стоят. Не знаю, к чему всё это приведёт, особенно... Да, Пибоди, я знаю, я уклонился от темы. Они были… э-э…его соучастниками, я начал их подозревать, когда они так стремительно уехали с ним. Членов экипажа дахабии наняли, как охранников.

– О Боже, – беспомощно пробормотала я. – Сайрус… Эмерсон… Надеюсь, вы простите меня, но в настоящий момент я не в состоянии думать ни о чём. Лучше всем нам выспаться и вернуться к обсуждению поутру.

Сайрус был слишком джентльменом (на свой неотёсанный американский лад), чтобы сопротивляться такому призыву. Убедившись, что слуги подготовили наши комнаты, он проводил меня до дверей.

– Тяжёлый день для всех нас, что тут говорить, – сказал он. – Миссис Амелия, дорогая моя... Надеюсь, вы верите, что я был бы рад служить вам не менее преданно, чем этот дьявольский проходимец. Притворявшийся мной...

– Вот почему его маскарад и оказался настолько убедительным, Сайрус, – ответила я. – Этот человек действовал так, как и вы, окажись вы на его месте. Мой милый старый друг, сегодняшний день принёс одно счастливое известие. Я искренне, просто исключительно рада, что сообщения о вашей смерти сильно преувеличены[257].

Как я и надеялась, моя шутка отвлекла его и вызвала смешок.

– Хорошая работа, Пибоди, – сказал Эмерсон, когда мы поднимались по лестнице рука об руку. – Но ты просто отложила неизбежное. До завтрашнего утра нам следует придумать удовлетворительное объяснение энергичной деятельности Сети – как в нашу пользу, так и против нас.

– Я сама не уверена, что полностью постигла его мотивы, – призналась я.

– Тогда ты либо глупа, во что я не верю, либо лицемеришь, что в равной степени маловероятно, – холодно сказал Эмерсон. – Не желаешь ли выслушать мои разъяснения?

– Эмерсон, если ты намерен притвориться, будто всё время знал, что этот человек не был Сайрусом Вандергельтом, я могу... я вынуждена...

Я не закончила фразу. Эмерсон закрыл за нами дверь нашей комнаты. И крепко обнял меня. Это был священный момент – молчаливое, но пылкое подтверждение обетов, данных нами друг другу в тот блаженный день, когда мы стали единым целым.

Один из высших моментов в жизни женщины – когда она слышит из уст любимого человека без подсказки или малейших намёков именно те слова, которые тайно жаждет услышать. (Кроме того, я считаю, что это случается крайне редко.)

– Я полюбил тебя с первого взгляда, Пибоди, – уткнулся лицом в мои волосы Эмерсон, из-за чего его голос звучал приглушённо. – Ещё до того, как вспомнил тебя. С того момента, как ты свалилась с потолка, размахивая пистолетом, я понял, что ты – единственная женщина для меня; даже в брюках, моя дорогая, ошибиться в отношении твоего пола было невозможно. В те дни я как будто блуждал в тумане в поисках чего-то отчаянно желанного…

– Но ты не знал, чего именно, – нежно прошептала я.

Эмерсон отстранил меня на расстояние вытянутой руки и насупился.

– За кого ты принимаешь меня – за дурачка-школьника? Конечно, я знал, что ищу. Только не существовало ни простого, ни почётного способа заполучить желаемое. Поскольку всё, что я тогда знал – у меня неизвестно где имеются скучная заурядная жена и дюжина скучных заурядных детей. А у тебя, и слепому ясно, не было ничего общего с заурядной женой. Почему, чёрт возьми, ты не вдолбила правду мне в голову? Такая сдержанность не свойственна тебе, Пибоди.

– Из-за герра доктора Шаденфрейде, – сказала я. – Он настаивал…

После моего объяснения Эмерсон кивнул:

– Да, я понял. Кажется, теперь и последняя часть головоломки встала на место. Рассказать тебе, как я реконструирую случившееся?

* * *

– Отвечаю на твои слова: нет, я не знал, кто такой, к дьяволу, Вандергельт. Я вообще никого не узнавал, чёрт побери! Когда ко мне вернулась память, я даже не спрашивал себя, почему он кажется мне моложе, чем при нашей последней встрече. Я просто верил, что это он – так же, как и ты, и все остальные.

Тогда я не подозревал его, но гораздо раньше, ещё в Каире, начал задаваться вопросом: не появился ли у нас личный ангел-хранитель? Разве тебе не показалось странным, что нам удалось избежать стольких неприятных столкновений из-за, казалось бы, случайного появления спасителей?

В первый раз, когда тебя утащили с маскарада, мне попросту улыбнулась удача... Хорошо, раз ты настаиваешь, моя дорогая Пибоди – определённое физическое и умственное проворство с моей стороны позволило мне вовремя вмешаться, чтобы вырвать тебя из рук похитителя. Это, конечно, организовал Винси. Очевидно, ты сообщила всем нашим знакомым археологам, что мы придём? Нетрудно обыскать суки (рынки) и найти торговца, у которого знаменитая Ситт Хаким купила мужскую одежду.

А вот последующие наши приключения начали приобретать совершенно другую окраску. Полицейский чиновник, заявившийся с подчинёнными в ту часть Каира, где полиция в жизни не появлялась,