Читать книгу - "Воспоминания провинциального адвоката - Лев Филиппович Волькенштейн"

как Шендеров мне доверял «серьезные дела». Сговорились со мной по телефону. Пришли староста Шая Рабинович, его помощник (кажется, Элькин), брат и двоюродный брат Шендерова.

Шендеров-брат возмущенно:

— Они требуют тридцать тысяч рублей. Это ж грабеж в белый день! Мы же не можем этого допускать, мы должны защищать интерес наследников — они же неопытные.

Шая Рабинович хладнокровно:

— Чего ты так волнуешься? Тебя же покойник пускал к себе редко, а когда ты разорился на керосине, то он тебе не помог рублем, а дал совет поступить на службу, если ты не способен «быть хозяином». Община имеет к покойному много претензий. Он был миллионер, а в общину давал сто двадцать рублей в год. Когда собирали на постройку больницы, то ему дали подписной лист, где люди победнее его записали три тысячи рублей и две тысячи рублей. Что же сказал покойник? «У меня сумасшедших денег нет», — и мы вымучили у него пятьсот рублей. Когда мы решили привести кладбище в порядок, то покойник отказался что-нибудь дать. Может быть, тебе еще что-нибудь рассказать?

Шендеров:

— Это к делу не идет. Таких денег не дадим. Возьмите десять тысяч рублей, а не то мы увезем тело из Ростова.

Рабинович:

— Ты же таки чудак, и мне смешно тебя слушать. Везите. Мы тогда набавим еще несколько тысяч, и та община тоже заработает. Не беспокойся, таких умников, как ты, общины еврейские давно знают. Ты, я вижу, мстишь покойному и хочешь его оскандалить. Ты лучше пожалуйся атаману[412] — так покойного повезет на дрогах полиция на кладбище, и мы его похороним около забора, и наследники получат к миллиону еще немного денег. Стыдись! Ты уже настроил сына покойного? Спасибо тебе не скажут, когда поймут твое попечение.

Шендеров:

— Что вы скажете, Лев Филиппович?

— Обыкновенно зажиточные люди в своих завещаниях, — сказал я, — оставляют на добрые дела какие-либо суммы денег. Многие желают увековечить свое имя добрым делом. Меня удивляет, что вы не нашли возможным дать добрый совет сыну покойного о необходимости защитить память отца. Слушая ваши резкие суждения «о грабеже», можно думать, что господин Рабинович или кто-либо другой ищут свою выгоду, а вы защищаете бедных сирот. Удивляюсь сдержанности господина Рабиновича и вашему намерению оскорбить покойного. В самой скромной семье стремятся прилично отдать последний долг покойному. Наследники Шендерова получат несколько десятков тысяч рублей годового дохода, а вы учите этих наследников торговаться у тела покойного и поднимаете неприличную историю. Думаю, что вам следует устраниться от опеки над взрослыми наследниками, если не находите возможным удовлетворить скромное требование общины. Сын покойного, быть может, не скажет вам спасибо за ваши странные заботы. Если произойдет скандал с похоронами, то виновником будете вы. Мое мнение, господин Рабинович, если немедленно не удовлетворят требования общины и будут продолжать торг — увеличить сумму и просить старосту синагоги[413] пойти к семье покойного и сообщить им, какое положение родные покойного создали «торгом».

Братья увяли.

— Когда дело идет о деньгах, то всегда можно торговаться, — сказал один из них.

— Ну, — сказал Рабинович, — уже скоро три часа. Вы услышали слово Льва Филипповича. Решайте, или я прекращаю с вами разговоры.

— Мы, — сказал Шендеров, — сейчас пойдем к наследнику и просим вас пойти с нами.

Рабинович согласился. Деньги дали, и Шендерова похоронили.

Не могу не упомянуть об отношении ко мне, когда умерла моя мать[414]. Пришел господин Рабинович, высказал соболезнование:

— Мы думали похоронить вашу мать рядом с местом, где похоронена жена Иосифа Филипповича (мой брат).

Я одобрил.

— Так вы больше не беспокойтесь о похоронах, все сделаем по-хорошему.

Через несколько дней я обратился к Шае Рабиновичу с просьбой учинить расчет. Заехал ко мне.

— Мы решили, — сказал он, — предоставить вам самому дать сколько находите нужным.

Я знал, что с присяжного поверенного Фронштейна взяли за похороны матери 2000 рублей, почему предложил эту сумму. Шая Рабинович категорически протестовал, нашел, что это много и «братство» обидится.

— Мы постоянно обращаемся к вам по делам общины, вы даете достаточно на все сборы, и мы не можем взять такую сумму.

Покончили на 1000 рублей.

Главным старостой общины вскоре был избран Абрам Моисеевич Гордон, мой клиент, и мне часто приходилось соприкасаться с делами еврейского общества вплоть до смутного времени. Сожалею, что не придется быть похороненным в Ростове, где покоится мой любимый брат, моя мать и много друзей. «Хевре кадойше» похоронило бы меня пышно!

Михаил Мисожников

В Ростове проживал пекарь Рахмиель Вионц, отличный пекарь. Его булки с маком, пеклеванный хлеб[415], медовый пряник и сласти на праздник «Пурим» славились и за пределами Ростова. Веселый человек был Вионц. Любил людей, любил шутки, тянулся к общественной деятельности, и к нему относились хорошо. Он сделался моим приятелем, жил недалеко от меня, встречались часто на улице и всегда находили, о чем поговорить. По-русски Вионц говорил адски, но не стеснялся и почему-то часто в разговоре употреблял выражение «концым-концом». У него было [немало] тяжелых переживаний, но он не унывал. Меня он встречал криком восторга:

— Дай Бог вам здоровья, Лев Филиппович! Иду себе и концым-концом встречаю вас. Сегодня у меня выпечка прамо на редкость. Так я говорю жене: надо понести до Льва Филипповича праник и калач с маком. Кушайте на здоровьечко.

Когда в его среде случалось судебное дело или нужен был совет, то он приводил ко мне людей, шумно меня приветствовал, начинал рассказывать, зачем пришел, и говорил смущенному еврею:

— Расскажи усе как отцу родному, и тебе будет помочь. Уж вы ему помогайте, Лев Филиппович, дай вам Бог здоровья.

Пришел ко мне Вионц со старушкой и мальчиком лет пятнадцати:

— Лев Филиппович, вы знали маклера Мисожникова? Ну, в лицо его знали. Умер, дай ему Бог на том свете… Это его единственный сын, а это бабка[416]. Так вот, история, и надо им помогать. Остался домик на Богатом (часть города), тыщи две стоит, так сосед судится, говорит, что Мисожников забрал его землю[417]. Они мои знакомые. Так мы пошли до Шаи Рабиновича, а он говорит, надо просить Льва Филипповича, что делать. Мальчик учится в техническое, а старуха ничего не понимает.

Утвердил я мальчика в правах наследства, Вионца назначил опекуном. Нашли судебное дело, которое мой помощник провел в суде и в палате. Решение состоялось в пользу наследника Мисожникова. Вионц торжествовал. Помощник получил судебные издержки и «праник». Забыл я об этом деле, забыл и фамилию Мисожникова. Прошло лет пятнадцать. Поехал я на защиту в Армавир, куда выезжал Екатеринодарский окружной суд. Председательствовал Зеленый Илья Семенович, бывший член Таганрогского суда, мой