Читать книгу - "Моя последняя любовь. Философия искушения - Джакомо Казанова"

объяснила своей приятельнице, что я был другом ее покойного мужа. После обеда, оставшись наедине с этой очаровательной женщиной, созданной для любви, я стал просить ее о ночи счастья, но она убедила меня в полнейшей к тому невозможности. Я снова предложил ей свою руку. «Приобрети, – отвечала она, – землю в пределах королевства, и я соглашусь провести с тобой всю жизнь, не заботясь об услугах священника». Я не мог не согласиться, что рассуждение Лукреции было совершенно справедливо. Состояние моих дел вполне позволяло мне купить имение в Неаполе и жить там богато и счастливо. Но сама мысль бесповоротно обосноваться в каком-то месте была мне настолько не по душе, а необходимость следовать правилам добродетели в такой степени противна моей натуре, что у меня достало здравого смысла предпочесть свои сумасбродные скитания всем выгодам, представлявшимся от нашего союза.

После ужина я распрощался с обществом и выехал на рассвете, предполагая к следующему дню быть уже в Риме. Оставалось проехать лишь пятнадцать почтовых станций по превосходной дороге.

При въезде в Карильяно я увидел экипаж, который запрягали парой лошадей. Я вышел из кареты и услыхал, как меня окликнули. К моему великому удивлению, в экипаже оказались красивая молодая особа и синьора Диана, примадонна герцога Кассаро, задолжавшая мне триста унций. Она сказала, что направляется в Рим и была бы рада ехать вместе.

– Мы проведем ночь в Пиперно, не правда ли, сударь?

– Нет, сударыня, я не собираюсь делать до самого Рима ни одной остановки.

– Но ведь мы все равно приедем туда завтра.

– Совершенно верно. Дело в том, что я намного лучше сплю в своем экипаже, чем в ужасных постелях на постоялых дворах.

– Зато я боюсь путешествовать ночью.

– Что ж, сударыня, встретимся тогда в Риме.

– Это просто жестоко. Вы же видите, со мной только дурак-лакей и камеристка, которая нисколько не храбрее меня. Кроме того, сейчас так холодно, а у меня совершенно открытая карета. Лучше я поеду в вашей.

– Но, к сожалению, я не могу пригласить вас. Место занято моим старым секретарем, который позавчера сломал себе руку.

– Ну, тогда, может быть, вы согласитесь отобедать со мной в Террачине. Мы поболтаем.

– Охотно, сударыня.

Нас превосходно накормили в этом крошечном городке, расположенном на самой границе папского государства. До Пиперно мы добрались только поздно ночью, и примадонна возобновила свои просьбы не выезжать до утра. Однако, несмотря на молодость и красоту, слишком светлая и чрезмерно полная, она не соблазняла меня. Зато камеристка – очаровательная брюнетка, стройная, с округлыми формами и живым взглядом, в сильнейшей степени возбуждала мои желания. Неясная надежда овладеть ею сделала меня более сговорчивым, и я обещал синьоре разделить с ней ужин.

По приезде в Пиперно я улучил минуту и шепнул юной брюнетке, что, если она позволит побыть с нею, я останусь. Камеристка согласилась, и в доказательство мне было позволено насладиться таким залогом, который обычно означает полную капитуляцию. После ужина я проводил дам в отведенную дли них комнату и пожелал им доброй ночи, запомнив при этом, какая постель досталась моей красавице. Через четверть часа я вернулся и, найдя дверь незапертой, полагал дело уже сделанным. Однако же, приблизившись, я почувствовал вместо аппетитной субретки саму синьору. Вероятно, юная мошенница рассказала обо всем хозяйке, и та решила занять ее место. Ошибиться было невозможно – хотя глаза и не могли мне помочь, но зато руки давали неопровержимое свидетельство, в минуту у меня возникли две противоположные мысли: лечь в постель и воспользоваться той и другой, или незамедлительно уехать. Я избрал последнее. Разбудив Дюка и сделав ему нужные распоряжения, я оделся и в скором времени уже катил в карете, посмеиваясь над недоумением моих обманщиц. В Риме я три или четыре раза издали видел синьору Диану. Мы раскланивались, но молча. Если бы можно было надеяться получить от нее обратно четыреста луидоров, я взял бы на себя труд сделать ей визит. Но я хорошо понимал, что королевы кулис самые безнадежные должницы на всем свете.

Коварная еврейка и злокозненный викарий

1761 год

Явившись в Парму, я поселился в почтовой гостинице под именем кавалера де Сенгальта, которое ношу и по сей день. Если человек принимает имя, никому не принадлежащее, нет никаких резонов возражать против этого, но сам он обязан навсегда сохранять его.

В Парме я уволил Косту, однако через восемь дней имел неосторожность снова взять его, как раз накануне отъезда. Отец его, бедный скрипач, каким был когда-то и я сам, нес на себе тяготы многочисленного семейства и вызывал во мне жалость. Мой испанец, обрадовавшийся, когда я прогнал Косту, был очень рассержен его возвращением.

– Конечно, он не распутник и не пьет лишнего, но я думаю, это вор и к тому же опасный, тем более что никогда не обманывает но мелочам. Помяните мое слово, сударь, он обведет вас вокруг пальца, а пока ждет подходящего случая и старается втереться в доверие. Не то что я, хоть иногда и жульничаю немного. Но уж вы-то меня знаете.

Дюк оказался проницательнее, чем я, – через полгода итальянец украл у меня пятьдесят тысяч экю. А двадцать три года спустя, в 1784-м, он встретился мне в Венеции, камердинером графа Хортега, и у меня было сильнейшее желание отправить мерзавца на виселицу. Я доказал ему, что легко могу сделать это, но его слезы и мольбы, а также участие в нем одного честного человека по имени Бертран, толкнули меня на героическое решение простить негодяя. По его словам, все украденное он потерял, вложив в игру бириби, ограбленный своими же сообщниками, и с тех пор жил в нужде и несчастье. В тот же год он женился на дочери Момоло, которую бросил, как только она забеременела.

В Турине я поселился в частном доме, где уже обосновался дожидавшийся меня аббат Гама. Несмотря на прочитанную им проповедь о бережливости, я снял весь первый этаж, где были самые лучшие комнаты. Касаясь наших дипломатических дел, аббат сказал, что в мае я получу верительные грамоты, и тогда он сообщит о дальнейших действиях. Сия комиссия весьма льстила мне, и я отвечал, что буду готов прибыть в Аугсбург к тому времени, когда там соберутся министры противостоящих держав.

Договорившись с хозяйкой дома относительно моего стола, я вышел и заглянул в кофейню, чтобы посмотреть газеты. Первым человеком, которого я увидел там, был маркиз Дезармуаз, мой савойский знакомец. Он без промедления сообщил, что азартные игры