Читать книгу - "Справедливость для всех, т.I "Восемь самураев" - Игорь Игоревич Николаев"

Гамилла видела сверху все — как Хель отбросила мальчишку, как сама едва не оказалась под копытами. Видела и то, чего не замечала контуженная спасительница — конный «живодер», удачно спасшийся от Барабана, выбрался из разоренного огорода. Конь обезумел, всадник, судя по всему, тоже. Животное, дико ржа и плюясь хлопьями пены, сделало несколько прыжков дальше по улице, наездник размахивал секирой, биясь, кажется, не с живыми врагами, а с тенями, которых оживлял его страх. Затем он увидел оглушенную Хель, Артиго же, в свою очередь заметил кавалера и понял, что императорского фамильяра сейчас убьют в спину.

Гамилла закричала изо всех сил, но Хель не слышала.

Глава 21

Глава 21

В доме было холодно и пахло кровью.

Они замерли друг против друга, Гаваль чувствовал, как холодеют ноги, а ладони вспотели так, что рукоять скользила, будто намыленная. «Живодер» казался… обычным. Юноша видел сотни таких лиц и образов за свою жизнь — просто дядька средних лет, добротно вооруженный и одетый. Ничего дьявольского, ужасного и зловещего, разве что нос не просто сломан — это у солдат дело обычное — а буквально расплющен в блин, да к тому же и свернут на бок. От этого глаза бандита казались очень маленькими, а отблеск хилого пламени в очаге плясал в зрачках красными точками, словно у крысы.

Бабуля сидела в прежней позе, обхватив тонкими артритными пальцами грелку в виде горшка с широким горлом, внутри светились угли. Что-то свистяще булькало, доносился непонятный шорох и постукивание. За стенами орали на множество голосов одновременно, гремело оружие и ржали кони. Страшно вопил Дьедонне, бабий визг возносился к небу. Гаваль вздохнул, стараясь удержаться на тряпичных ногах и не выронить нож.

Оценив неожиданного гостя в доме, который он уже считал законной добычей, бандит чуть расслабился, хмыкнул с видом торжествующего превосходства. Прочистил горло и звучно харкнул на пол. Гаваль вздрогнул, пошатнулся и чуть не упал.

— Вот рыло скобленое, — опять хмыкнул бандит, распрямляясь. Он, кажется, совсем перестал воспринимать юношу как противника. Взгляд красных глазок светился презрительным небрежением.

— Пошел отсюда, — красноглазый качнул топориком, указывая на дверь. Щит злодей, впрочем, держал наготове, привычно. — Не до тебя. Разве что сам жопу заголишь.

Он гнусно заржал, показывая зубы, прореженные больше чем на треть. Бульканье и стук затихали. Гаваль сглотнул, чувствуя новый, обжигающий приступ униженной неполноценности. Как же так… он спешил, он перебарывал страх, и вновь героя никто не воспринимает серьезно. Обычный убивец даже не снисходит до поединка, считая менестреля… безопасным, как овцу, с которой нет нужды связываться. Гаваль набычился, склонив голову, а ноги сами собой сделали шаг назад. И еще один. Бабуля проводила отступавшего юношу безразличным, как у слепой, взглядом.

Так бывает у людей, которые попадают в непривычные и суровые обстоятельства. Хель назвала бы это, пожалуй, «тоннельным зрением», но Гаваль таких слов не знал. Он с самого начала был целиком поглощен страхолюдностью противника, борьбой со слабостью тела и духа. Поэтому взор юноши видел распростертое у ног бандита тело, но разум не осознавал. Теперь осознал.

Судя по разорванному платью и глубокой ране, налетчик пытался сорвать с рыжей веснушчатой девушки одежду, а столкнувшись с отчаянным сопротивлением, в злости рубанул ее топором у основания шеи. Бульканье и свист доносились из рассеченного горла. Девушка содрогалась в агонии, и деревянные ботинки стучали, скребли по полу.

— Ой, — сказал Гаваль, потому что больше ничего в голову не пришло. Увиденное было слишком страшно и невероятно, такого просто не могло быть, не могло — и все тут. Но случилось, происходило прямо здесь и сейчас.

Как же так… Как же… так… Он ведь спешил, так спешил… как настоящий герой, спаситель, храбрый защитник.

«Вы нас спасете?..»

— Пошел, мелкий! — поторопил его убийца и что-то еще прогудосил, кажется скаламбурил насчет «пока теплая и дышит».

Гаваль молча бросился на него, ухватившись за скользкую, пропитанную соленой влагой рукоять ножа обеими руками. Сделал он это, разумеется, неумело и медленно, убийца встретил менестреля ударом щита и, отступив на шаг для пущего удобства, рубанул юношу по голове.

В комнате было темно, очаг давал немного света, поэтому бандит чуть-чуть не рассчитал, и топорик не расколол Гавалю череп, а резанул наискось по лицу, выбив глаз. Нельзя сказать, что это «больно», юноша никогда в жизни ничего подобного не чувствовал, поэтому сравнивать не с чем. Ощущение было такое, что мир перевернулся, ударив Гаваля полностью, всем содержимым, включая Ойкумену и безбрежный океан, а голову одновременно сунули в кузнецкий горн и бадью со льдом. Нож сам собой выпал из рук, юноша повалился на колени, теплая жидкость полилась на щеку, шею, почти мгновенно пропитала куртку и рубаху.

— Брыдла! — ощерился бандит и вновь занес топор, чтобы уж наверняка.

Гаваль стоял на коленях, и взгляд его упал на лицо умирающей девушки. Глаза рыжеволосой травницы уже стекленели, губы чуть шевелились, роняя кровь и розовую пену. Время потянулось медленно, как смола или густая патока, пока враг замахивался, неудачливый защитник успел подумать о множестве разных вещей. Каким нелепым оказался его порыв, как больно в самом деле быть раненым, сколько упущено возможностей учиться у великих бойцов… и так далее. В том числе — пришло время погибели, а смерть, оказывается, ни черта не героическая и драматическая штука. Это всего лишь грязное, противное и мерзкое действо, по ходу которого живой человек превращается в изломанное, оскверненное тело. И нет в погибели ничего кроме страха, боли, ужаса.

Старушка погрузила узловатые пальцы в горшок, зачерпнула пригоршню раскаленных углей и швырнула их в лицо убийце. Тот завопил, махнул руками, выронив топор, оружие повисло на ременной петле. Бандит запрыгал, смахивая жгучие крошки, Гаваль снова бросился на него, прямо с пола, хрипя от боли, ненависти, а также впервые изведанного чувства — жажды убить, забрать чью-то жизнь. Сцепившиеся бойцы упали, снеся по пути кривую стойку с посудой и двумя кастрюлями из настоящей меди. Гаваль по наитию крепко схватился за гульфик врага и сжал изо всех сил, выкручивая и отрывая. К сожалению у юноши было маловато практического опыта уличных драк, так что вышло не идеально. Гаваль повис на злодее как большой клещ. Противник страшно заорал, скрючился и начал бить музыканта чем и как придется. Врагу сильно мешали щит и болтавшийся на запястье топор, а страх потерять самый ценный атрибут