Читать книгу - "Архивы Дрездена: Ведьмин час - Джим Батчер"

– РИВЕР-СИТИ? ОСТРОВ ОКРУЖЕН НЕ РЕКОЙ, А ОЗЕРОМ.

Сверхъестественная публика редко улавливает отсылки к культурным событиям, произошедшим после Ренессанса.

– Это так, человеческая шутка, Альфред. Не обращай внимания.

– КАК ПРИКАЖЕШЬ, СТРАЖ. – Качнув безразмерным капюшоном, Альфред нацелил зеленеющий взгляд на неподвижное тело Томаса. – ТВОЙ КРОВНЫЙ РОДСТВЕННИК ПРИ СМЕРТИ.

– Знаю, – сказал я. – Но мы с тобой поможем ему выжить.

– Я НЕ ПРЕДНАЗНАЧЕН ДЛЯ ПОМОЩИ, – бесстрастно и беспощадно объявил Альфред.

По сути дела, он дух самой тюрьмы, сконструированной так, чтобы удерживать магических существ – настолько опасных, что нельзя допустить, чтобы они разгуливали по земле. За несколько тысяч лет в подземных темницах острова собралось больше шести тысяч тварей, обладающих невероятной мощью: целый легион кошмарных созданий, самое безвредное из которых пробудило во мне такой ужас, что до сих пор озноб пробирает.

Альфред же создан для того, чтобы держать этих узников в изоляции, и покладистым я бы его не назвал.

– Я в курсе, – сказал я. – Поэтому мы поместим его в стазис.

Альфред оживился, и глаза его засверкали ярче прежнего.

– НЕМАЛО ВОДЫ УТЕКЛО С ТЕХ ПОР, КАК ПОСЛЕДНЕЕ ОТРОДЬЕ ПОСТУПИЛО КО МНЕ НА ВЕЧНОЕ ХРАНЕНИЕ, – сказал он. – ЭТОМУ ОБРЕМЕНЕННОМУ ПАРАЗИТОМ ХИЩНИКУ С ЛИХВОЙ ХВАТИТ ОБЩЕГО РЕЖИМА.

– Мне требуется строгий, – возразил я, – чтобы Голод тоже стал беспомощным, пока я не вернусь и не освобожу его.

– КАКОЕ ЕМУ НАЗНАЧИТЬ ПОКАЯНИЕ, СТРАЖ?

К заключенным на острове применяют так называемые протоколы покаяния. Некоторых держат во тьме, других пытают, третьим достаточно одиночного заключения. Стражи Духоприюта присматривают за обитателями камер уже очень-очень много столетий. Некоторые протоколы разработаны еще в те времена, когда человеческая цивилизация представляла собой разрозненные хижины и костры в кромешной тьме, и мягкостью они не отличаются.

Одного из заключенных держали в уникальном подобии стазиса, больше всего напоминающем сон. Однако это создание могло ненадолго пробуждаться и даже вести беседу, хоть и с некоторыми ограничениями. Насколько я мог понять, то был единственный протокол, сочетавший погружение в сон с сохранением рассудка.

Эта тюрьма не предназначалась для существ вроде моего брата, хрупких и почти не отличающихся от обычных людей.

Томас издал негромкий и неприятный стон, и я понял, что, если бы не крайняя степень истощения, мой брат кричал бы от боли.

– Покаяние? Пусть будут раздумья о своем поведении, – невозмутимо ответил я. – Его надо оградить от общения с заключенными, отбывающими срок по другим протоколам. Дай мне кристалл.

Громадный дух ответил мне новым поклоном, а когда выпрямился, перед ним лежал обломок кристалла размером с торцевой ключ. Он походил на кварц, но пульсировал мягким зеленым светом.

Я положил брата на землю, и тот застонал. Серые проблески у него в глазах померкли: очевидно, поглотив паллиативную энергию Лары, Голод возобновил натиск на жизненную силу Томаса, и тот уже начинал демонстрировать признаки беспомощной агонии.

– Эй, братишка, – позвал я, – слышишь меня?

На мгновение – или показалось? – он сфокусировал взгляд, но ничего не сказал. Разве что снова застонал от боли.

– В общем, так, – тихо сказал я. Достал складной ножик, который сунул в карман брюк, прежде чем сойти с катера, и кольнул брата в искалеченную ладонь, в подушечку между большим и указательным пальцем. Секундой позже на месте укола проступила капля крови, и я размазал ее ножом, испачкав лезвие по всей длине. Оно окрасилось в алый оттенок, слишком светлый по сравнению с кровью обычного человека. – Я могу сделать так, чтобы демон оставил тебя в покое. Могу сохранить тебе жизнь. Но ощущения будут не из приятных.

Он сжал мне руку. Совсем слабо. Так, что я едва почувствовал это нажатие. Но все же почувствовал. Брат меня услышал.

– Когда тебя закрывают в камере… – Я сделал глубокий вдох. – Ты, помимо прочего, чувствуешь боль, которую причинил другим. Так задумано, чтобы достучаться до наиболее чуждых нам существ. Дать им понять, по какой причине они оказались в тюрьме. Да, здешние камеры не предназначены для людей. Да, ты будешь страдать. Да, это несправедливо. Но в ином случае ты умрешь.

– Ж… – Брат с трудом открыл глаза и попытался найти меня взглядом. – Ж…

– Жюстина, – подхватил я. – Да, о ней я помню.

Томас всхлипнул. Вот и все, на что он был способен.

Я отступил в сторону, оставив его лежать в свете кристалла. Над ним навис Альфред.

– КАМЕРА ГОТОВА. КРОВЬ ТОЖЕ. НАЧЕРТИ КРУГ И ПРОИЗНЕСИ НУЖНЫЕ СЛОВА, СТРАЖ.

Инстинкт подсказал, что нужно оглянуться.

На краю пристани, глядя на меня снизу вверх, стояла Фрейдис. Она перехватила мой взгляд и умчалась обратно на катер: запрыгнула на палубу и скрылась в каюте.

Времени было в обрез. Пожираемый демоном брат угасал на глазах.

Я встал, сосредоточился и с помощью посоха обвел Томаса глубокой окружностью, а когда с рисованием было покончено, я наклонился, тронул канавку пальцами и поднял круг, направив в него совсем немного энергии. Щелк – и вокруг моего павшего брата поднялся невидимый барьер, тут же напитавшийся магической силой.

Затем я поднял над головой складной ножик и прошипел:

– Да будет связан Томас Рейт.

И тут же почувствовал, как мир сопротивляется моей воле, не желая открывать портал в другое измерение.

– Да будет связан мой раненый брат, – прогремел я, вложив в голос столько энергии, что он звенел, отражаясь от воды, камней, деревьев. – Бывший воин, будущий отец, да будет он связан, и делу конец.

За спиной у меня коротко вскрикнули.

Я в третий раз повторил свой речитатив и наполнил его всей энергией, которую сумел впитать.

После чего к делу подключился Духоприют.

Сам я никогда не смог бы провернуть то, что сделал гениус локи. Вложенной мной в заклинание энергии едва хватило, чтобы пробудить могущество духа – я словно повернул ключ в огромном, тугом, неуступчивом замке. Духоприют не отреагирует на приказ слабовольного или нерешительного человека, и усилие, с которым я пробудил его к жизни, не входит в число тех, что я стал бы повторять на повседневной основе, просто ради тренировки.

Кристалл вспыхнул и осветил Томаса так ярко, что сквозь кожу стало видно кости.

И тут мой изувеченный брат стал кричать – вернее, тоненько повизгивать, но в этом звуке было столько эмоций, столько страданий, что вряд ли их могло бы вместить его бедное тело. Он впился в меня, этот звук, и причинил такую боль, с которой Зимняя мантия абсолютно ничего не могла поделать. Я только что обрек брата на участь, которой страшился хуже смерти.

Томас кричал и