Читать книгу - "Фантастика 2025-185 - Дмитрий Львович Казаков"

выставил руки. Затрещали ветви, щеку рвануло болью. Он вскочил, вслепую отмахнулся, меч со звяканьем во что-то врубился, раздался вскрик.

Еще один удар пришелся по затылку. Хорст закружился на месте, успел сообразить, что падает, после чего всякое понимание того, что происходит вокруг, закончилось…

Выныривать из беспамятства оказалось так же тяжело, как взбираться по приставной лестнцце, имея из всех конечностей только одну ногу. Хорст ощущал, как его тащит через узкий черный коридор, чьи стенки усеивали зубы самого разного размера, но все до одного острые.

А потом он просто открыл глаза.

И в первое мгновение решил, что лишился зрения. Он ничего не видел, точно угодил в облако угольной пыли или сидел в пещере где-то на глубине в сотню размахов.

И еще что-то не так было с конечностями. Хорст подумал сперва, что они переломаны — пошевелить пальдами удавалось с большим трудом. Лишь потом осознал, что ноги забиты в тяжелые колодки и от долгой неподвижности затекли, а руки висят на цепях, и к каждому пальцу привязана толстая и длинная палочка, так, чтобы его нельзя было согнуть.

Вдобавок ко всем этим прелестям шею плотно облегал ошейник, натерший кожу, а кляп во рту удерживала обернутая вокруг головы веревка. У Хорста оставалась одна возможность: сидеть так, как его посадили, и чуточку елозить. Из звуков он мог издавать лишь сопение.

Чувства возвращались медленно — слух уловил далеко во мраке негромкое журчание, обонянию стали доступны вонь немытого тела и смрад нечистот, смешанные с горьким ароматом камня. Заболела щека, где после схватки, судя по всему, остался шрам.

Попытался шевельнуть руками, и цепи, прикованные к полу, возмущенно звякнули.

— Ага, очнулся? — Дребезжащий голос, принадлежал, вне всякого сомнения, Авти. Хорст облегченно вздохнул — он опасался, что его приятеля просто-напросто зарубили. — Как ты там?

Хорст возмущенно засопел.

— Понятно, тебе кляп воткнули.

На этот раз сопение вышло согласным.

— Я прикован так же, как и ты, так что ничем помочь не могу, — Авти завозился, — кляп пришлось долго жевать…

Хорст сжал зубами запихнутую в рот тряпку, ощутил ее мерзкий вкус и решил, что лучше посидит так.

— Разговаривать будем так — когда «да», гремишь цепями, «нет» — сопишь. Понятно? — При желании шут сумел бы найти собеседника и среди камней.

Хорст пошевелил рукой — цепи звякнули.

— Отлично! Должно быть, ты гадаешь, что за люди на нас напали?

Раздалось повторное звяканье.

— Я тебе отвечу — это твои старые приятели, которые прошлым летом заставили нас побегать по крышам, — Авти хмыкнул. — Чистая Лига!

Хорст вздрогнул. За проведенное в странствиях время он совсем забыл о тайном сообществе благородных, основанном для того, чтобы искоренять магию. Неужели те, кто составляют Лигу, не запамятовали о нем?

Это выглядело бы невероятно, если бы он не сидел. И сейчас в затхлом подземелье, скованный, да еще и с кляпом во рту.

— Чего им от нас надо? — Необычная форма беседы шута совершенно не смущала. — Ну, тут совсем просто — нас приняли за приспешников какого-то мага. Почему — сказать сложнее. В то, что тебя запомнили тогда, я не очень-то верю — у благородных слабая память, когда дело касается простолюдинов… Так что твоя догадка о том, что ты по-прежнему фигура в магической игре, не лишена смысла…

Хорст застонал.

— Это подтверждается тем, что нас сковали так, чтобы не дать возможности сделать жест или произнести слово. Сотворить магию, короче говоря, — продолжал разливаться соловьем Авти. — Ну а будущее не сулит нам каких-либо неожиданностей. Судя по тому, что я слышал о Лиге, она расправляется с теми, кто попал ей в руки, одним-единственным способом — сжигает их на костре!

Пол, на котором сидел Хорст, неожиданно показался ему нестерпимо холодным. Сердце глухо ухнуло в груди, как издыхающая в глубине дупла сова.

Он не знал, сколько просидел в темноте и неподвижности. Время тут словно остановилось, извне не доносилось ни звука, только Авти время от времени возился или начинал ругаться.

Руки и ноги омертвели, казались плохо пришитыми к телу кусками холодной плоти, сознание иногда уплывало, Хорст то чувствовал, что падает, то ощущал себя так, будто он стоит. Его пальцы непомерно разрастались, ветвились, и порой ему чудилось, что он паук, сидящий в середине громадной паутины из толстых белесых нитей.

Он знал, что концы этой паутины свободно болтаются, и ему до боли в жвалах хотелось закрепить их хоть на чем-нибудь… на ком-нибудь… но он не знал как и не мог пошевелиться.

Где-то во мраке угадывались другие пауки, изредка вдали загорались гроздья желтых глаз, ощущалось движение. Каждое прикосновение к его паутине сопровождалось болью в солнечном сплетении, настолько резкой и сильной, что казалось, будто туда пырнули ножом…

А потом он вывалился из паучьего кошмара и очутился в кошмаре человеческом. Хотелось пить, небо высохло до такой степени, что язык царапался об него, как о кору. Он попробовал пососать кляп, но тот был сух, точно рука скелета.

— Они что, хотят уморить нас жаждой? — спросил где-то во мраке Авти. — Или просто ослабить?

При всем желании Хорст не мог дать ответа на этот вопрос.

Когда уши поймали звук приближающихся шагов, он решил, что начался бред. Но шум усиливался, стало слышно, что идут несколько человек, а потом во мраке что-то заскрежетало.

Впереди обозначилась светлая полоса, она скачком расширилась, и, если бы не кляп, Хорст непременно бы заорал — свет полоснул по глазам не хуже кошачьих когтей. Он зажмурился, из-под век брызнули слезы.

— Вот они, господин, — сказал кто-то подобострастно. Шаги прозвучали совсем рядом.

Хорст глубоко вздохнул и открыл глаза.

Впервые он увидел помещение, где провел последние дни. Багровый свет факелов падал на гладкие, словно отполированные стены, такой же пол и потолок. Их однообразие нарушала только дверь, да еще вделанные в стены кольца для цепей.

Две пары из них были заняты.

— Шевелятся — значит, живы, — сказал кто-то. Людей было много, и они сливались для Хорста в однородную толпу.

— Магово племя живучее. — Этот голос прямо-таки был насыщен подобострастием.

Раздались угодливые смешки.

Хорст проморгался. Факелы держали мрачные типы в черной одежде — явно тюремщики. Между ними расположилось десятка полтора мужчин с мечами. Лица их были одинаково гладко выбриты, а на туниках красовались гербы, не дающие усомниться в благородном происхождении их хозяев.

— Слушайте меня, твари, — проговорил стоящий впереди всех, высокий и плечистый, на груди которого был изображен гарцующий белый конь. — Магия — есть мерзейшее преступление пред Вседержителем-Порядком, так что даже не надейтесь на снисхождение! Но