Читать книгу - "Художник из 50х - Сим Симович"

Во дворе горел одинокий фонарь. Марья Кузьминишна сушила бельё на верёвке — наверное, стирала допоздна. Увидела Гоги, помахала рукой.

— Поздно ходишь, Гошенька. Работаешь что ли?

— Работаю, Марья Кузьминишна.

— Это хорошо. Только осторожнее будь — время нынче такое, всякое случается.

Она ушла в дом, а Гоги остался во дворе. Посмотрел на луну, которая снова выглянула из-за облаков. Тонкий серп обещал хорошую погоду. А в кармане лежали деньги — честно заработанные, хотя и рискованно.

Завтра будет новый день. Новые заказы, новые встречи, новые опасности. Но пока можно было просто стоять во дворе, слушать ночную тишину и чувствовать себя частью этого странного, но живого мира.

Луна поднималась выше, освещая крыши домов серебристым светом.

Глава 4

Утром, разбирая сундук в поисках чистого холста, Гоги наткнулся на странную вещь. В самом углу, завёрнутый в промасленную тряпку, лежал складной нож. Не обычный, а с деревянной рукояткой, украшенной резьбой — какой-то замысловатый узор из листьев и птиц.

Он развернул тряпку полностью. Рядом с ножом лежал небольшой кусок берёзы — гладко отполированный, явно заготовленный для резьбы. И ещё несколько инструментов — стамески, надфили, наждачная бумага.

Гоги взял нож в руки. Тяжёлый, добротный, лезвие острое как бритва. На рукоятке выгравированы инициалы: «Г. В. Г.» — Георгий Валерьевич Гогенцоллер. Значит, прежний хозяин этого тела умел резать по дереву.

Он осторожно раскрыл лезвие. Сталь блеснула в утреннем свете, отражая окно. Нож лежал в руке удобно, привычно — словно он держал его тысячу раз. Мышечная память подсказывала правильный хват, угол наклона.

Гоги взял берёзовую заготовку. Кусок был размером с кулак, без единого сучка. Что бы такое вырезать? Он закрыл глаза, попытался почувствовать дерево. И вдруг увидел — птица. Маленькая птичка со сложенными крыльями.

Первый надрез дался легко. Лезвие входило в дерево мягко, снимая тонкую стружку. Потом второй, третий… Руки двигались сами, словно знали, что делать. За окном кричали дети, хлопали двери, но Гоги ничего не слышал — весь мир сузился до куска дерева и ножа.

Постепенно из заготовки проступали очертания. Головка, клювик, грудка… Птичка была размером с воробья, но изящнее — может быть, чижик или синичка. Гоги работал осторожно, снимая мельчайшие стружки, боясь испортить.

Работа успокаивала. Монотонные движения, шорох стружки, запах свежего дерева — всё это создавало особое настроение. Мысли становились ясными, тревоги отступали. Он вспомнил детство в детском доме, когда старый столяр учил мальчишек резать по дереву. «Дерево живое, — говорил он. — Нужно чувствовать его душу».

Через час птичка была готова. Маленькая, аккуратная, с прорисованными пёрышками и бусинками глаз. Гоги подержал её на ладони, повертел на свету. Неплохо получилось для первого раза. Или не для первого?

Он убрал стружку, сложил инструменты обратно в тряпку. Нож протер и закрыл. Тяжёлый, надёжный — не просто инструмент для резьбы. В случае чего мог и защитить. Времена были неспокойные, а художники — народ беззащитный.

Гоги встал, потянулся. За работой не заметил, как пролетело время. В кармане зашевелился кот соседки — Васька, любивший забираться в чужие комнаты. Серый, толстый, с белыми лапками.

— Ты откуда взялся? — спросил Гоги, почесав кота за ухом.

Васька мурлыкнул, потёрся о ногу и убежал. А Гоги посмотрел на деревянную птичку. Что с ней делать? Подарить кому-нибудь? Продать? Или просто поставить на окно — пусть радует глаз.

Он сунул нож за пазуху. Удобно лёг под мышкой, не мешал движениям. В этом городе, где каждый второй мог оказаться стукачом, а каждый третий — жертвой доноса, лишняя предосторожность не помешает.

Птичку поставил на подоконник. Пусть стоит, напоминает о том, что есть в мире не только политика и страхи, но и простые человеческие радости. Резьба по дереву, например. Или утренний чай с соседями.

За окном кто-то играл на гармошке. Грустная мелодия, под которую хотелось думать о дальних дорогах и несбывшихся мечтах. Гоги слушал и понимал — он начинает привыкать к этому миру. Находить в нём своё место, свои радости, свои способы выживания.

И это было по своему хорошо.

Гармошка играла за окном, и мелодия была такой тоскливой, что сердце сжималось. Гоги сидел на подоконнике, смотрел на деревянную птичку и слушал. Музыка уносила куда-то далеко — туда, где нет барачных дворов и очередей за хлебом.

Вдруг в памяти что-то мелькнуло. Яркая вспышка, как молния в тёмном небе. Город у моря, небоскрёбы из стекла и стали, пальмы на набережной. Но не обычный город — сказочный, невероятный, словно выросший из восточных легенд.

Минареты соседствовали с футуристическими башнями, китайские пагоды — с мечетями в виде лотосов. По каналам плавали лодки с разноцветными парусами, в садах цвели орхидеи размером с тарелки. И над всем этим — небо цвета бирюзы, в котором парили драконы.

Сингапур. Откуда он знал это название? Георгий Гогенцоллер никогда не выезжал из Советского Союза. А Алексей Воронцов… был ли он там? Память молчала, но образы были такими яркими, детальными.

Гоги вскочил, схватил краски. Поставил на мольберт новый холст, начал смешивать цвета. Бирюзовый, изумрудный, золотой — краски, которые здесь почти не использовались. Серые будни требовали серых тонов.

Первый мазок — небо. Не московское, затянутое дымом, а тропическое, сияющее. Потом — силуэты зданий. Но не обычных домов, а чего-то фантастического. Башня в виде цветка лотоса, небоскрёб, увитый живыми лианами, мост между облаками.

Рука двигалась сама, словно знала, что рисовать. В голове звучала не только гармошка, но и какая-то другая музыка — восточная, с ситарами и флейтами. Гоги рисовал город своей мечты, город, которого не существовало, но который казался реальнее московских барачных дворов.

— Боже мой, — прошептал он, отступая от холста.

На картине оживал невероятный мир. Сады парили в воздухе, дома росли как деревья, люди летали на разноцветных драконах. Стиль был необычным — не советский реализм, не классическая живопись. Что-то среднее между восточной миниатюрой и… как это называется? Анимация? Откуда он знал это слово?

Образ японского мастера мелькнул в памяти. Старик с добрыми глазами, который рисовал летающие замки и лесных духов. Миядзаки. Опять неизвестное имя, которое почему-то было знакомо.

Гоги продолжал рисовать. Добавил облака в виде драконов, дождь из золотых монет, радугу с семью мостами. В углу поместил маленькую фигурку — девочку с длинными волосами, которая смотрела на чудесный город с высокой башни.

Гармошка