Читать книгу - "Художник из 50х - Сим Симович"

Нина совсем покраснела, но не отвернулась.

— Гоша, ты… ты серьёзно?

— Серьёзно.

Они смотрели друг на друга через стол, и воздух между ними словно наэлектризовался. Простая кухня, простой завтрак, а ощущение — будто мир изменился.

— А можно… — начала Нина и запнулась. — То есть, если хочешь, конечно… На воскресенье в клубе танцы будут. Может, пойдёшь?

— С тобой?

— Ну… да. Если не против.

Гоги протянул руку через стол, осторожно коснулся её пальцев. Кожа была тёплой, мягкой.

— Не против. Очень даже за.

В дверях послышались шаги. Нина быстро отдёрнула руку, отвернулась к окну. Вошла Марья Кузьминишна с пустой сумкой — собиралась на рынок.

— О, а вы уже чай пьёте! — сказала она, но в голосе слышалось довольство. Видимо, заметила что-то в их поведении.

— Мам, я чай заварила, как ты просила.

— Спасибо, доченька. А ты, Гоша, завтракал уже?

— Ещё нет.

— Так садись с нами. Нинка, хлеб достань, масло. Мужчину голодным нельзя оставлять.

Нина засуетилась, доставая продукты. То и дело поглядывала на Гоги, и каждый раз, когда их взгляды встречались, она улыбалась. Не широко, не кокетливо — просто тепло, по-доброму.

— А что, в воскресенье танцы будут? — спросила Марья Кузьминишна, нарезая хлеб.

— Да, в клубе, — ответила Нина. — Я… я Гошу позвала.

— Правильно сделала. Молодые должны развлекаться, а то всё работа да работа. — Марья Кузьминишна хитро прищурилась. — Только веди себя прилично, доченька.

— Мам!

— Что «мам»? Я же для порядка говорю.

Гоги слушал этот разговор и улыбался. Обычная семейная сценка, какие разыгрывались в тысячах домов. Мать заботится о дочери, дочь стесняется, мужчина радуется женскому вниманию.

— Марья Кузьминишна, я обещаю вести себя как джентльмен.

— Ой, какие слова знает! — засмеялась та. — Джентльмен… Ладно, верю. Ты парень хороший, это видно.

Они позавтракали втроём, неспешно, с разговорами о погоде, о соседях, о предстоящих выходных. Но под обычной болтовнёй текло что-то другое — предчувствие перемен, ожидание чего-то важного.

Когда Марья Кузьминишна ушла на рынок, они остались вдвоём. Нина собирала посуду, а Гоги наблюдал за её движениями. Грациозная, женственная, но без кокетства.

— Нина, — сказал он тихо.

— М?

— А ты… ты раньше замуж собиралась?

Она замерла с чашкой в руках.

— Было дело. Жених был, до войны. Не вернулся.

— Извини, не хотел расстраивать.

— Да ничего. — Она поставила чашку, повернулась к нему. — Это уже прошло. Война у всех что-то отняла.

— У всех, — согласился он.

Они помолчали, каждый думая о своём. Потом Нина подошла ближе, положила руку ему на плечо.

— Но жизнь продолжается, правда? И хорошее тоже случается.

— Случается, — сказал он, глядя в её глаза.

После завтрака Гоги вышел из дома с определённой целью. В кармане лежали деньги от портрета — больше, чем он тратил обычно на еду. А после утреннего разговора с Ниной хотелось сделать что-то приятное для всех домашних.

Он дошёл до Тверской, где знал один особенный магазин. «Гастроном номер один» — так значилось на вывеске. Внутри было просторно, чисто, а главное — здесь можно было купить то, чего в обычных лавочках не найдёшь.

— Что желаете, товарищ? — спросила продавщица — женщина средних лет в белом халате.

— Конфеты есть?

— Есть. «Мишка на Севере», «Красная Москва». А ещё шоколад привезли — «Алёнка».

Гоги выбрал коробку «Мишки на Севере» — красивую, с яркой этикеткой. Для Нины и Марьи Кузьминишны. Потом взял плитку шоколада и пачку печенья «Юбилейное».

— А пряники московские есть?

— Конечно! Свежие, вчера привезли.

Килограмм пряников в красивой коробке — это для общего чаепития. А ещё он купил банку варенья — клубничного, густого, с целыми ягодами.

— Сорок три рубля, — подсчитала продавщица.

Гоги расплатился, попросил красиво упаковать. Продавщица завернула покупки в плотную бумагу, перевязала ленточкой.

— Подарок кому-то делаете?

— Соседям. Хорошие люди.

— Вот и правильно. Добро всегда возвращается.

Дома Гоги постучался к Марье Кузьминишне.

— Заходи, Гошенька, — откликнулась та. — А что у тебя в руках?

— Сюрприз небольшой.

Он развернул свёрток на столе. Глаза Марьи Кузьминишны округлились.

— Боже ты мой! Да это же настоящие конфеты! Нинка, иди сюда скорее!

Нина выбежала из соседней комнаты, увидела сладости и ахнула.

— Гоша, да ты что! Это же целое состояние!

— Ерунда. Хотел порадовать.

— Но за что? — растерялась Марья Кузьминишна. — Мы же ничего особенного не делали.

— А за то, что вы есть. За доброту, за тепло. В моей жизни мало хорошего было, а вы… вы как семья стали.

Марья Кузьминишна вытерла глаза платком.

— Ох, Гошенька, какой ты добрый. Нинка, ставь чайник, будем пробовать.

Но Гоги ещё не закончил. Он вышел в коридор, постучал к Петру Семёновичу.

— Пётр Семёныч, вы дома?

— Дома, заходи.

— Вот, принёс вам гостинец.

Он протянул пачку печенья и половину шоколада. Пётр Семёнович недоверчиво покрутил плитку в руках.

— Настоящий шоколад… Да я его лет пять не видел. Гоша, ты что, в лотерею выиграл?

— Не в лотерею. Работаю хорошо, заказы пошли. Хочется поделиться.

— Спасибо, братец. Жена обрадуется — она сладкое любит.

Следующим был Николай Петрович. Ему досталась половина пряников и банка варенья.

— Варенье клубничное! — восхитился тот. — Да у меня внучка от такого с ума сойдёт. Спасибо, Георгий Валерьевич, от всей души спасибо.

Последним был Василий Иванович. Старик сидел на своей кровати, читал газету при свете керосинки.

— Дядя Вася, вот вам угощение.

Гоги положил на стол оставшиеся пряники и несколько конфет. Василий Иванович снял очки, внимательно посмотрел на гостинцы.

— Пряники московские… — прошептал он. — Сколько лет не ел. Ещё при царе такие делали, в Филипповской булочной.

— Попробуйте, дядя Вася. Говорят, рецепт тот же.

Старик откусил кусочек, долго жевал, прикрыв глаза.

— Тот же, — сказал он наконец. — Совсем тот же. Спасибо, сынок. Детство вспомнил.

Через полчаса на кухне собрались все. Василий Иванович поставил самовар, Марья Кузьминишна достала лучшую посуду. На столе расставили сладости — красиво, празднично.

— Ну что, будем чай пить? — спросила Марья Кузьминишна.

— Будем! — хором ответили мужчины.

Пили не спеша, смакуя каждый