Читать книгу - "Разбой - Петр Воробьев"

– Могли такое и не с собачкой сделать, – добавил Агенор.

– «Они нас изнасилуют до смерти, сдерут кожу, и съедят, и нам ещё очень повезёт, если именно в этом порядке», – Кромвард повторил слова шкипера «Эльдфлуги» из фантастической кинокартины того же названия.

– Это не кино, – сказал Агенор.

– Не съедят, – перебил Самбор. – Их обычай – есть только четвероногих.

– Точно! – согласился водила. – «Что о четырёх ногах, а и чолдонец не съест»?

– Загубил шутку, – укорил Агенор. – «А не всякий чолдонец съест».

– Аа уто, уоо-таки? – спросил с носилок воин с перевязанной головой.

– Стол, – торжествующе ответил Кромвард.

Акерата не разделила его веселья:

– Кому шутки, а Линбьорг как раз изнасиловали до полусмерти, а вторую деву, как её…

Повисло молчание. Сетник мысленно передёрнулся. В правилах первой дюжины было не сочувствовать никому за пределами братства. Почему-то этот завет вдруг показался подстаршине сомнительным.

Дева со ртом на молнии вдруг заговорила:

– Ормхейд, её зовут Ормхейд.

– З-за такое не просто убивать надо, а… – Кромвард начал заикаться. – С-с-самих их д-до с-с-смерти изнасиловать!

– Ну да, а с живодёров шкуры содрать, – Агенор с хрустом потянулся. – Без толку.

– К-к-как б-б-ез толку?

Машину тряхнуло.

– Ты веди, веди. По нашему закону не зря никаких страшных пыток и казней не определено, только вира, чтоб обиженному помочь. От виры польза очевидна, а вот поймал ты преступника, и долго мучал его до смерти – от этого кому польза?

– Ч-ч-чтоб д-другим неповадно было!

– Кто уже на такое, как те чолдонцы, способен, у него способности к эмпатии нет, и быть не может! Он чужое страдание не только к себе не примерит, наоборот, будет смотреть, да радоваться!

– Верно, – согласился Самбор. – До меня, и то только сравнительно недавно стало доходить, что всё, что может произойти с кем-нибудь, может произойти и со мной.

– А до того ты думал, что бессмертен? – спросила Вигдис.

– Ну, не бессмертен… Нагадали козе смерть, а она всё пердь да пердь, – Самбор ненадолго замолчал, потом продолжил. – Но думал, если найду смерть, так непременно вместе со славой – или в честном бою, или в полёте. А ведь запросто может выйти, как с моим отцом – из каких только передряг не выходил, а потом в Синей Земле укусила не та ящерица – и за полгода сошёл на нет… Или дурная пуля. Если б не Пальнатоки с Фюна, так бы и вышло.

– Или вот как с Мельдуном – яку под копыта хлоп, и всё, – предположил Кромвард.

– Даже не лезь туда! – возмутился схоласт. – Он как раз погиб предостойнейше! Представь, весь утыканный стрелами, в неравном бою, из последних сил занёс меч…

Сетник мог бы поправить, но не стал. Во-первых, Вигдис гладила его голову. Во-вторых, важным теневым заветом было не делиться подробностями без нужды. В-третьих, пусть лучше «погиб предостойнейше».

– Агенор, сложишь о нём! – сказал Самбор.

– Сложу.

– Вису! Или ещё лучше, былину!

– Не вису, и не былину. Я не скальд, я рапсод. Про Мельдуна будет в песни «Падение Бунгурборга», а песнь станет частью эпической поэмы. «Мельдун криптограф призвал… На чолдонцев проклятие Крома…»

Сетник приоткрыл глаза – кто-то через него перелезал. Впереди, Агенор пару раз негромко провёл по струнам теорбы, но не стал играть, как будто что-то ему не понравилось.

– Сейчас, сердце ей проверю, – Акерата склонилась над Ормхейд с фонендоскопом. – Потом настрою. Тихо все!

Вытащив наконечники прибора из ушей, повитуха обвела внутренность броневоза тяжёлым взглядом.

– Неууто помеууа? – спросил лежавший на носилках по другую сторону от девы раненый с перевязанной головой.

– Да нет, ритм ещё хуже пока не стал, и в лёгких жидкости не слышно. Как Кромвард наяривает, может, и живой её в Щеглов Острог привезём, если с поворота в Кемнадер не слетим. Только нет у меня веры, что в том ей услуга. Передай теорбу, да не убей никого, а как настрою, спой что-нибудь не самое эпическое. Сетник, пить хочешь?

– Хочу, – оценив своё состояние, признал подстаршина.

– Вигдис, дай ему Кибелова чимара.

– Ладо, подними голову!

Послышалось бульканье, и Вигдис поднесла к Сетникову рту крышку-стаканчик от термоса. Из неё поднимался пар с очень странным запахом.

– Это точно чимар, а не лыжная мазь? – осторожно спросил подстаршина.

Агенор потянул носом:

– Кибел-паромщик в чимаре толк знает, оказывается! Это бунунский, отборный, живительный! Листья коптят над дровами из горной сосны! Вигдис, доченька, и мне налей! Кромвард, где у тебя были кружки? Ещё кому?

Пока Акерата настраивала струны, Сетник и рапсод пили чимар – больше никто не осмелился к ним примкнуть. Напиток действительно оказывал живительное действие – настолько, что Сетника разобрало любопытство, и он приподнялся на локте и отодвинул одеяло, чтобы посмотреть на свою ногу. Штанина портов была отхвачена ножницами, рану покрывал небольшой пластырь, из его середины почему-то торчала прозрачная трубочка.

– Вигдис, особо с ним не няньчись, – присоветовала повитуха. – Больше полутора кружек крови твой ладо не потерял, дёшево отделался.

– Так, только как вообще пуля может пробить добрый сиилапановый доспех, да ещё почти навылет? – недоуменно вопросил Самбор.

Он сидел за левым пулемётом, рядом с Кромвардом.

– Посмотри на пулю, вон она в гадюшничке, – скрытый за ящиками с боезапасом водила протянул назад жестяную коробку, ранее стоявшую на полке перед бронестеклом.

– Что за незадача? – схоласт поднёс выловленную в коробке пулю к носу, потом подбросил её и поймал, и наконец куснул. – Бронебойная! И с фторопластовым покрытием! Откуда у дикарей такие пули?

У подстаршины имелись вполне определённые предположения на этот счёт, основанные на наличии у ныне покойного Муховора деловых отношений, требоваваших отправки небольших, но увесистых грузов через леса на восток, под покровом ночи.

– Держи! – Акерата протянула теорбу рапсоду. – Не эпос!

Агенор не без труда пристроил саженную вишнёвого дерева шею с ладами под углом, чтоб не касалась потолка, и заиграл. Звук, совершенно заполнивший тесную внутренность броневоза, оказался глубоким и бархатным, а напев – узнаваемо полузабытым. Прокуренно улыбнувшись Акерате, рапсод запел:

– «Счастия той, кого так люблю,

Хоть чувство не нашло ответ,

Все мысли о ней, и сладка моя грусть,

Пускай надежды нет.»[265]