Читать книгу - "Разбой - Петр Воробьев"

– Что пялитесь, выручайте! – сказала жрица Беляны, с неженской силой под мышки вытаскивая из люка не подававшее признаков жизни тело в перевязках.

Знаки на свите целительницы, насколько их можно было разглядеть через подтёки крови и других биологических жидкостей, призывали благословение богинь – Собаки, Свентаны, и Беляны – к новорожденным и младенцам. Вместе с повитухой, раненым помогали три основательно вооружённых мужа. Один, дымивший трубкой, был постарше и огромного роста, двое других – меньше только в сравнении с первым, и приблизительно ровесники самого Сетника.

– Акерата, Агенор, так как вы здесь оказались? – спросил один из них, с треугольной бородкой, принимая на руки тоже вымазанное невесть чем, но на вид вроде бы невредимое чадо, и кутая его в клетчатый плащ.

Сетник встретился с ребёнком глазами и опешил – взгляд был совершенно неживой, как у куклы.

Муж огромного роста вынул изо рта трубку, хлопнул по ней, вытряхивая угли в грязь, спрятал курительное орудие в суму, висевшую через плечо, и начал рассказ, одновременно разворачивая выложенные из перевёрнутой машины продольно-складные носилки:

– Первопричина далека – непонятная эпидемия в Хермонассе. Как-то та же эпидемия перекинулась на Щеглов Острог. Берись!

Последнее относилось к Сетнику. Существовали строгие правила, что можно и что нельзя делать члену сумеречного братства. Ношение носилок с мёртвыми телами не относилось к действиям из разрешённого разряда, но это было правило из третьей дюжины, в то время как первое правило сумеречного братства гласило, что его члену нельзя выявлять себя как ходящего в сумерках перед теми, кто живёт на свету. Подстаршина выдвинул подножку, поднялся с сиденья, сделал пару шагов, по щиколотку проваливаясь в грязь, и принял ручки носилок. Тело, погруженное на них жрицей-повитухой, оказалось всё-таки живым, если судить по тому, как повязки кровоточили. Рослый муж, направившись со своим концом носилок к грузовику, громко и складно продолжал рассказ:

– Первый симптом – лихорадка, потом пневмония, потом смерть. Карл Боргарбуйн хранитель и товарищи затворились с больными в чертоге, и определили, что или найдут лекарство, или сгинут, а последний живой подожжёт чертог изнутри, чтоб заразу не разносить.

– Достойно! – сказал молодец с бородкой, передавая ребёнка, укутанного в плащ, кому-то в грузовике. – Но всё-таки, вас-то как занесло из Кавы на Риназ?

– В детском отделении тоже пневмония началась, – ответила жрица. – Они все с малютками и Боргарбуйном заперлись, а в самом Остроге ни одной повитухи не осталось, так что вестница изнутри чертога по асирмато объявила, что нужны добровольцы.

– Поднимай и заноси, – сказал рослый.

Сетник поднял рукояти носилок, они вместе с телом скрылись в люке по правую сторону грузовика, впереди подвижной полусферы, из которой торчал пулемётный ствол. Жрица взглянула на что-то внутри дромохимы, прежде чем продолжить:

– «Главушина твёрдость» как раз из Кавы в Альдейгью летела. Ну, я оставила в чертоге Орталиху за старшую, и в Острог! Доченька, бери её под локоть, да веди в грузовик!

– А не в тягость? Нелегко всё-таки, от дома на четверть земного круга!

– А кому сейчас легко? – целительница улыбнулась.

Одним из сумеречных правил первой дюжины было не доверять никому за пределами братства, но Сетник поймал себя на том, что готов был бы не только безоговорочно положиться на обладательницу этой улыбки, но и вверить ей, например, жизнь своего чада.

Вигдис помогла спуститься с борта дромохимы деве помоложе себя на несколько лет, почти девочке, державшейся на ногах очень неуверенно, словно плывшей по воздуху, чьё лицо, помимо неприятного вида ссадин и синяков, украшала блестящая полоса тоненьких хирургических скрепок, шедшая от угла рта через щёку – как будто рот застёгивался на молнию.

– Агенор, а ты? – снова спросил молодец с треугольной бородкой.

– Я решил, что лучше сразу с Акератой отправиться, чем потом её неделю с собаками искать, как давеча в Винланде, – объяснил рослый.

– А дом на кого бросили?

– На Изодаймо с Маэрой.

– А не на Маэру с Изодаймо?

Этот вопрос почему-то на миг рассмешил Акерату и Агенора.

– Держи капельницу, – сказала повитуха Сетнику. – На такой примерно высоте.

Капельница, которую следовало держать на заданной высоте, была соединена пластиковой трубкой с рукой мертвенно бледной девы с закрытыми глазами, тремя ремнями пристёгнутой к носилкам. Дюжий Агенор и хранивший молчание третий муж приняли носилки.

– У вас их много ещё? – спросили из люка в грузовике.

– Полдюжины, погоди, – Акерата скрылась внутри дромохимы.

Когда целительница вновь высунулась наружу, её миловидное лицо посуровело:

– Пятеро.

– Поместятся ещё два сидячих и один лежачий, – эту весть донёс кто-то чумазый, высунувшись из грузовика. – Да и с этим грузом, я боюсь, мы через Сотников Шелом не переползём, не то что через горы, если только часть Самборовых бутылей не выкинуть.

– Я те выкину! – сказал молодец с бородкой. – За них уже переплачено – и золотом, и кровью!

– Можно две ездки до парома сделать, – рассудил чумазый водитель.

– Не дадут нам чолдонцы времени на две ездки, – сказал дотоле молчавший вислоусый муж. – Вот ты, Самбор, со мной спорил, что не бывает истинных нравственных дилемм, а вот она! Груз драгоценный бросить, или раненых на растерзание обречь?

– Кромвард, сколько у тебя перевес? – спросил у чумазого тот, что с бородкой.

Чумазый высунулся из люка, перегнулся, и, уставившись на заднее колесо, невесело сообщил:

– Уже дюжины полторы пудов.

– Так, ещё пять раненых, – обладатель треугольной бородки подошёл к грузовику. – Агенор, Акерата…

– И нас не забудь, – сказал Сетник. – Мы золотом заплатим. Хоть Вигдис вывезите, чолдонцы, они такое творят…

– Что ты говоришь, я с тобой останусь! – вспыхнула Вигдис.

– Пять раненых, рапсод, повитуха, и ладо с ладой, – молодец зачем-то стукнул по борту. – Полвершка. Так что ж мы, дурее бандеаргов? Девять по четыре с половиной пуда примерно, лишний пуд на рапсода, да ещё полторы дюжины… Нет, уж бандеаргов-то мы не дурее! Кромвард, Агенор, и как тебя?

– Сетник, – ответил Сетник.

– Снимайте с дромохимы лебёдку, и ставьте на правый борт стоймя, за пулемётным обносом.

– Зачем это? – возмутился чумазый.

– Делай, как янтарный схоласт велит, – строго приказал вислоусый.

– Брони здесь, – «янтарный схоласт» что-то отмерял шагами. – Полтора аршина на восемь, как раз хватит! А ну, дайте место!

С этими словами, он вытащил из сумы на поясе защитные очки с тёмными стёклами, решительно надел их, и выдернул из-за спины лагунду (между титановой чешуёй и слоем гидрокерамофазмы[261]в доспехах оказались потайные ножны). Диск оружия каким-то образом сразу же пришёл в движение.