Читать книгу - "Иные - Александра Яковлева"

тонких золотых поршней скрывалась обыкновенная ладонь. Простая, человеческая, только изуродованная выстрелом. Рана давно затянулась, на ее месте остался вспухший розоватый рубец с рваными краями. Указательный, средний и безымянный пальцы без поддержки перчатки сразу скрючились, как птичья лапа. Та самая пуля, которая должна была пробить Лихолетову голову по приказу Нойманна, прилетела прямо вот сюда, когда Лихолетов в него выстрелил.

— Благодаря нашей встрече я понял, что не уникален. — Нойманн задумчиво поглядел на свою ладонь, попытался разжать пальцы, но только сморщился от боли. — Это меня взбодрило. Оказалось, есть и другие. Значит, я не имею права собой рисковать. Поэтому я стал искать одаренных детей, но все было не то. Единственная моя стоящая находка после тебя — это, конечно, Аня.

— Зачем она тебе?

— Потому что она такая же, как и я. Пока мы вместе, никто не сможет нам помешать. Скоро начнется серьезная игра, в которой мы победим. Ты можешь уже сейчас присоединиться к победителю. — Он вдруг сдавил его правую руку своей птичьей лапой, развернув тыльной стороной вверх. — Расскажи мне про это.

Лихолетов опустил взгляд: под большим пальцем Нойманна белело старое клеймо — напоминание о первом отряде «М», о Мадриде.

— Я видел такую же на руке у Ани и у женщины, которая пришла с тобой. Что с вами делали в той лаборатории в Ленинграде? Почему моя сила не действует?

Нойманн был взволнован — и, кажется, испуган. Лихолетов вгляделся в него: да, так и есть. Великий гипнотизер был просто в ужасе. Это было странно, но могло помочь. Оставалось только блефовать, и Лихолетов надеялся, что это сработает. Потому что сказать ему было почти нечего. Лихолетов не знал, какую именно подготовку прошли новые бойцы отряда «М» и как они научились противостоять Нойманну. Но отчего-то это не удивляло. Получается, Петров все-таки принял его полубезумный рассказ о Нойманне всерьез. Принял всерьез — и подстраховался.

Но дело вовсе не в клейме — вернее, не только в нем. Несколько дней Лихолетов существовал бок о бок с тремя бесчувственными машинами, и клеймо специального отряда — единственное, что их всех объединяло. В остальном Медведь, Волк и Лиса казались совсем другими существами, не похожими ни на Лихолетова, ни на импульсивную, плачущую Смолину. Ни на кого из обычных людей. Он устало прикрыл глаза и откинулся на тумбочку.

— Лучше пристрели меня, — попросил самым безразличным голосом, на который был способен.

— Не хочешь говорить — я сам узнаю! — истерически вскричал Нойманн. Схватив Лихолетова за ворот, одним рывком поставил его на ноги и поволок на выход. — Тебя отправят в нашу лабораторию, вскроют череп, и тогда я пойму, в чем дело!

Нойманн вытолкнул его из комнаты Катарины, потащил через весь замок. Пинками спустил по крутой лестнице до самого подземелья, где с потолка капала ледяная вода и пахло крысами, а по углам чернела жирная плесень. Кованая решетка грохнула, Лихолетов кубарем влетел в тесную камеру. За его спиной щелкнул замок.

— Здесь не так приятно, как наверху, — сказал Нойманн и хлопнул по решетке так, что с нее посыпались хлопья ржавчины. — Но может быть, это изменит твое мнение?

Лихолетов сполз по стене, кое-как устроил гудящую голову на руках. Он был так близок к цели — а теперь оказался в клетке, в плену, полностью зависимый от милости своего врага. Если Нойманн выжил после встречи с Лисой, значит, сама она убита. Медведь наверняка тоже. Была еще надежда на вторую группу, которая уехала в своем вагоне по направлению на Нюрнберг, но такая слабая, что Лихолетов запрещал себе даже думать об этом. Нет, он всегда полагался только на себя. Значит, и сейчас нужно включать собственную голову, как бы ни плыло перед глазами. Думай, думай.

Поведение Нойманна удивляло. Он угрожал пистолетом, требовал, уговаривал — но даже и не думал применять свою силу. Прикажи он, как приказывал другим, — и Лихолетов выложил бы ему все или застрелился из надежного револьвера Катарины по первому слову.

Нойманн видит в нем равного, догадался наконец Лихолетов. С какой-то особенно силой, которая может противостоять его гипнозу. Он чуть не задохнулся от внезапного облегчения и азарта. Это был шанс — возможно, единственный и зыбкий, но он вдруг возник, как яркая вспышка, и Лихолетов жадно вцепился в него. Главное теперь — не упустить.

Сыграть со смертью в поддавки и снова выиграть в эту чертову русскую рулетку.

Нойманн уже развернулся, чтобы уйти, но стоило Лихолетову сказать «Подожди», как он замер.

— Хорошо, — пробормотал Лихолетов, тяжело поднимаясь, — я все расскажу.

1. Катарина, у тебя гости? (нем.)

1. Катарина, у тебя гости? (нем.)

Аня

Вода была настолько горячей, что Аня едва могла терпеть, но все равно держала под струей руки и ожесточенно терла, до скрипа и красноты. Кровь давно отмылась, хотя Аня все равно чувствовала ее на своих ладонях. А еще — запах.

Первое, что она сделала, вбежав в комнату, — сбросила грязную одежду и залетела в ванную, чтобы отмыться. Но запах — чужой крови, чужой смерти — уже проник под кожу. И нельзя было вывести его ни обжигающей водой с мылом, ни слезами, ничем. Казалось, даже стены замка пропитаны этим запахом. Наверное, слуги уже вернулись — молчаливые и преданные, они все уберут и замоют кровь, как поступили после дня рождения Макса. Замок вновь засияет чистотой и роскошью, а следы впитаются в древний камень. Госпиталь, в котором умирали солдаты, приют, в котором умирают дети, — какие смерти укрывает это место и что еще ему предстоит укрыть?

Аня не могла находиться здесь ни минутой больше. Уехать прочь, как можно дальше, сбежать, начать новую жизнь. Руки есть — работа найдется, так всегда говорил Пекка. Только сейчас она поняла, как спокойно ей было в глуши, наедине с Максом. Пусть в его объятьях она вспыхивала и теряла волю, пусть ее тянуло водоворотом на самое дно — она готова была пойти на эту жертву, если такова цена. О счастье она уже и не просила — только бы не видеть больше смертей.

Нужно было вернуться к Максу и уговорить его во что бы то ни стало. Но письма, рассыпанные у прогоревшего камина, задержали ее. Когда Аня вбежала в спальню, подвывая и неся на ладонях кровь Боруха, она едва обратила внимание на