Читать книгу - "Рассвет Жатвы - Сьюзен Коллинз"

что сразу отправлюсь на вокзал, но вместо этого меня возвращают в апартаменты, где ждут свежие булочки и молоко. Чистая одежда. Похоже, домой я попаду не скоро.

Следующие десять дней меня возят по всему Капитолию – по вечеринкам, интервью и модным фотосессиям, чтобы я публично насладился своей победой. Самый рьяный подлиза за всю историю Игр! Я не брезгую абсолютно ничем. Ради жизни своих близких я готов буквально на все.

Наконец после вечеринки в зоопарке, длившейся всю ночь напролет, миротворцы отвозят меня на безлюдный вокзал, где все еще висят пропагандистские растяжки. «НЕТ МИРА – НЕТ ПРОЦВЕТАНИЯ! НЕТ ГОЛОДНЫХ ИГР – НЕТ МИРА!» и, разумеется, «НЕТ МИРОТВОРЦЕВ – НЕТ МИРА! НЕТ КАПИТОЛИЯ – НЕТ МИРА!». И прощальный снимок президента Сноу с надписью: «МИРОТВОРЕЦ № 1 В ПАНЕМЕ».

Ожидающий возле вагона доктор ловко отсоединяет аппарат, оставляя липкие пятна, где зубья вцеплялись мне в грудь. Не могу сказать, что сильно этим опечален, хотя уже минут через пять наркотики выветриваются и шрам начинает болеть.

На этот раз никакой койки с кусачим одеялом мне не полагается. Вновь закованный в кандалы, я сижу в отсеке, откуда меня когда-то освободил Плутарх. Его не видать. Похоже, шоу действительно окончено. Поплотнее запахиваю пиджак дядюшки Силия и сижу в углу, чувствуя, как нутро охватывает боль.

Капитолию наверняка не терпится поскорее от меня отделаться, но поезд не трогается с места. Мне нужно домой. Мне нужно узнать, что случилось.

Через пару часов заходит миротворец с булкой и коробкой молока. Я все еще на диете Сноу.

– Почему не едем? – спрашиваю я.

– Ждем твоих друзей, – кивает он на окно и уходит.

Моих друзей? Здесь у меня друзей нет. Может, он про мою команду? Выглядываю в окно. По платформе везут три тележки. На каждой стоит деревянный ящик. После короткого замешательства до меня доходит: это гробы. Луэлла, Мейсили и Вайет поедут домой со мной. Я думал, их давно похоронили и они мирно покоятся со своими предками на холме в Дистрикте-12. Ничего подобного! Мы закончим свое путешествие вместе.

Я сползаю по стене, меня бьет крупная дрожь. Представляю, в каком состоянии их тела после колесниц, клинков и птиц. Представляю, как их семьи рыдают на вокзале, поворачиваются ко мне спиной или, что еще хуже, обращаются ко мне за объяснениями. Капитолий всегда отправляет павших вместе с победителем? Или это прощальный подарок для меня лично?

Гробы грузят в поезд, раздаются приглушенные удары. Совсем близко. Наверное, в соседнем вагоне. Двери захлопывают. Поезд трогается. Я скрючиваюсь на полу, прижавшись лицом к стене, жалея, что не заслужил гроб. Но нет, меня ожидает «приятное возвращение».

Мысли обращаются к Ленор Дав. К моей девушке из семьи музыкантов. Что же случилось с его певчей птичкой? С таинственным победителем из Дистрикта-12? Возможно, она жива. Он-то жив. И все же она совершенно исчезла из памяти Дистрикта-12. Президент Сноу приказал ее убить? Нет, тогда он был совсем мальчишкой едва ли старше меня. Властью он еще не обладал. Не то что сейчас… Какие у него планы на мою голубку? Вспоминаю песенку, которую цитировала бабушка Мейсили, когда хотела придать ей храбрости: «То, что можно отнять у тебя, и гроша не стоит!» Смело сказано. У меня можно забрать многое – маму, братишку, любимую, – а, кроме них, я ничем особо не дорожу.

Невольно вспоминается другая песня. Тоже запрещенная. Ленор Дав иногда играет ее для Бердока.

В полночь, в полночь

К дубу приходи,

Где вздернули парня, убившего троих.

Странные вещи случаются порой,

Не грусти, мы в полночь встретимся с тобой.

В полночь, в полночь

К дубу приходи,

Где мертвец своей милой кричал: «Беги!»

Странные вещи случаются порой,

Не грусти, мы в полночь встретимся с тобой… [2]

И правда странные. Мертвец кого-то зовет. Точнее, его призрак. Нет, Ленор Дав сказала, что это была птица. Много птиц. Сойки-говоруны. Эксперимент провалился, птиц-переродков выпустили в Двенадцатом умирать, но они не приняли приговор Капитолия и положили начало новому виду – сойкам-пересмешницам. Не поэтому ли песня считается опасной? Ведь она воспевает своенравных переродков!

В полночь, в полночь

К дубу приходи,

Станем мы свободны, крикну я: «Беги!»

Странные вещи случаются порой,

Не грусти, мы в полночь встретимся с тобой.

Или же потому, что Капитолий повесил какого-нибудь мятежника? Обычно их вешали на дереве. Знаю я тот дуб, мне отец показывал. Теперь у нас в Двенадцатом металлические виселицы, любезно предоставленные Капитолием, но в прошлом на его ветвях умирали многие мятежники.

В полночь, в полночь

К дубу приходи,

И надень на шею ожерелье из пеньки.

Странные вещи случаются порой,

Не грусти, мы в полночь встретимся с тобой.

Возможно, мы с Ленор Дав будем висеть вместе. И тогда нам будет легче встретиться в следующем мире, как верит она. Что ж, хоть какое-то утешенье.

Поезд едет весь день до глубокой ночи, иногда останавливается для дозаправки. Каждые несколько часов мне приносят булки и молоко, но я к ним даже не прикасаюсь. Болит живот, лежать на голом полу тяжело. Стоит уснуть, как приходят мертвые трибуты. Они чего-то от меня хотят – чего именно, понять сложно. Самый странный визит мне наносят Луэлла с Лулу, одетые в одинаковую одежду. Я сижу за столом перед миской с варенными вкрутую яйцами, которые чищу и ем. «Кто из нас кто?» – спрашивают они, но Капитолий победил – я не способен их различить.

Резко просыпаюсь и вижу: поезд прибыл на станцию в Дистрикте-12. Я дома. Заходят миротворцы, снимают кандалы и ведут меня к выходу. Дверь открывается.

– Проваливай! – велит солдат.

В тревоге выхожу на пустой перрон, усыпанный угольной пылью. Меня никто не ждет. Все еще темно, на вокзальных часах пять утра. Миротворцы небрежно выгружают гробы, ломая пару досок. Поезд отъезжает, оставляя меня совсем одного, не считая моих собратьев-трибутов. Я подхожу к ним, кладу руку на ближайший гроб. К крышке прикручена шурупами металлическая табличка с именем, почти как дома у Плутарха и возле цветочных холмиков на арене. Касаюсь надписи. Луэлла Маккой.

Сквозь трещины пробивается запах смерти. Отворачиваюсь и бреду прочь, замерзший и одеревеневший.

На вокзале тихо, словно в могиле. Возможно, сегодня воскресенье – единственный день, когда шахты закрыты. Из-за наркотиков, которыми