Читать книгу - "Имажинали - Сборник французской фэнтези"

для меня кровать в крошечной гостевой комнате своей квартиры под самой крышей. Поскольку я ничего не знала о земной любви, то оставила инициативу за ним. Я послушно подчинялась ему, когда он пришел за мной посреди ночи и увел в свою комнату, когда он снимал с меня футболку, которую сам одолжил мне, когда он целовал меня, ласкал, укладывал меня на кровать, когда он взобрался на меня, когда раздвигал мои ноги, когда проник в меня так деликатно, как только дано мужчине, когда он кончил во мне через несколько мгновений с детским стоном, когда он обмяк, как марионетка, у которой перерезали ниточки.

Он шептал мне на ухо, что ему еще предстоит узнать меня получше, что нам нужно время, что все будет идти лучше и лучше, что он жаждет во что бы то ни стало продолжить это приключение.

— А ты?

Я ответила, что этот вопрос даже не возникал, что я насчет него уже все решила, что не собираюсь бросать его при первом же разочаровании.

— Ах, так ты разочаровалась?

Ну да, но мое разочарование было связано не с ним, а с реакцией моего собственного тела. Физическая любовь, которая так интриговала меня, привлекала во время моих изысканий в дольнем мире людей, оказалась полностью лишена магии. Пока что Том, вероятно, был прав: материальный мир требовал времени, терпения. Я развеяла его опасения: я впрямь не знала своего тела и рассчитывала, что он поможет мне его с ним познакомиться.

— Я у тебя первый мужчина?

Не дожидаясь моего ответа, он приподнял одеяло и со странной нервозностью осмотрел простыню.

— Я не вижу крови.

— Причем тут кровь?

Он странно уставился на меня; я задумалась, не раскрыл ли он мой секрет.

— Такое ощущение, будто ты только-только спустилась на землю.

Я удержалась от ответа, что его двадцать шесть лет не идут ни в какое сравнение с моими шестью веками. Феям не полагается упиваться гордыней, но она во мне так и росла с пугающей скоростью с тех пор, как я решила полюбить Тома.

— Это для меня совершенно новое приключение.

Он погладил меня тыльной стороной ладони по щеке.

— У тебя где-нибудь осталась сумка, одежда, документы, деньги, набор туалетных принадлежностей?

Пришлось признать, что нет.

— Значит, ты и правда все бросила? Давай поспим. Мне рано вставать. Разберемся завтра.

Мы с Томом все устроили. Я переехала к нему. Мы отправились по магазинам, чтобы набрать подходящий гардероб — мое платье чересчур выставляло напоказ мое тело, он смеялся и говорил, что оно скорее раздевает меня, чем одевает, — и натаскали целую кучу вещей и вещиц, которые считаются необходимыми для женщины. Я выдумала себе личность, которая озадачила чиновника мэрии, но он в конце концов выдал мне вожделенные бумаги — поддавшись моему обаянию, как признался он со смущенной улыбкой. Я сумела открыть счет в банке на свое имя. Том познакомил меня со своими друзьями, знакомыми и коллегами, и в первые дни мы много ходили в кино, театр, на концерты, в рестораны и пабы, а потом перешли на телевизор, сначала обнявшись на диване, потом сидя бок о бок и, наконец, развалившись каждый в собственном кресле. Он подарил мне компьютер, чтобы я смогла вернуться к своим сказкам, подсказывал снова начать карьеру, связаться со знакомыми издателями, зарегистрироваться в социальных сетях, это крайне важно — социальные сети, позаботиться о себе в материальном плане, потому что его заработка, пусть и приличного, на содержание нас обоих уже не хватало. Мне не нравился компьютер — эта машина, которая порождала чувство отчужденности от себя самой, но я научилась использовать его и для того, чтобы писать, и для того, чтобы стать ближе к Тому, погрузиться душой и телом в его мир. Я придумывала истории, в которых вместо фей встречались необыкновенные существа, которые приходили на помощь неудачникам. Том читал их поздними вечерами, качая головой.

— Ты впрямь талантлива, — заключал он, кладя листки обратно на прикроватную тумбочку. — Что у тебя с издателями?

Затем он нетерпеливо проглядывал свои аккаунты в фейсбуке, твиттере, инстаграме, снапчате на своем планшете, после чего засыпал, как отключенный от сети компьютер. Меня не покидало разочарование. Я все еще не испытывала в своем теле того опьянения, о котором трещали смертные женщины и посвященные им журналы. Я даже заходила на порнографические сайты, чтобы попробовать разобраться, обучиться, но находила только неприглядное извращение и унижение, и оттуда я выносила лишь стойкое чувство отвращения. На видеоэкране наслаждение напоминало страдание. Я наивно полагала, что физическая любовь возвышает души обоих партнеров, что она позволяет на мгновение ощутить гармонию небесных сфер, но когда Том соизволял заняться со мной любовью, я ощущала лишь механический аспект его объятий, мое тело отчуждалось, я ждала, когда он закончит — всегда одна и та же последовательность, почти ритуал: постепенное ускорение движений, порывистое дыхание, резкие выдохи, стоны, протяжные хрипы, сопровождаемые спазмами, удовлетворенный вздох, полная неподвижность, перекатывание на край кровати, свистящее дыхание, храп — а затем, поскольку мне не нужно спать, я отдавалась беспокойному потоку своих мыслей. Что было не так с людьми? Почему сегодня они такие восторженные, а назавтра — такие забывчивые? Так нежны вечером и так отстранены с утра? Почему они умножали страдания вместо того, чтобы распространять радость? Почему они предпочитали виртуальность, былое, будущее, иные места? Почему они наносили такие раны нашей Матери? Я поняла, почему правила запрещали нам использовать наши способности, чтобы дать им лучшую жизнь: вмешательство только ухудшит ситуацию, они, и только сами они должны исправить ее, и если они не сумеют этого сделать, наша Мать, чтобы избежать смерти, избавится от них.

Я наблюдала за Томом. За поведением Тома. За поведением друзей Тома, реакцией Тома на поведение друзей, за Томом на людях, Томом в сети, Томом наедине. Я поняла, что его суждения, его желания, его злость, его развлечения — все это отмечено печатью ограниченности. Что он, как и все его друзья, был пленником механизмов, порожденных его же мышлением. Относясь к категории людей творческих, он вовсе не предлагал новых взглядов; он перерабатывал — не без определенного таланта — идеи и образы, которым насчитывались тысячелетия. Только компьютер, с его холодной эффективностью, поддерживал иллюзию новизны. Рутинность и виртуальное окружение давали Тому иллюзию комфорта и безопасности. Он в больших количествах пил алкоголь и ел жирную, сладкую пищу, которая в итоге оседала вокруг его талии и на подбородке. День за днем он занимался одним и тем же. С рассвета