Читать книгу - "Фантастика 2025-40 - Ольга Ярошинская"

жадностью вдохнула прохладу и скинула туфли, становясь на мрамор босиком. Ступни гудели от каблуков, и сердце билось так часто, что я прижала руку к груди, словно боясь, что оно выскочит. Наткнувшись пальцами на золотое солнышко, сжала его в кулаке.

Когда мне исполнилось восемнадцать, я, как и любой житель империи, пошла в храм стихий, чтобы прикоснуться к оку. В деревенском храме оно было совсем невзрачным — обычный камешек в оправе из меди, словно серая незрячая радужка в обрамлении рыжих ресниц — немного похоже на погасшее солнце. Каково же было мое удивление, когда око вспыхнуло, озарив на миг и меня, и маму, и жрецов, и все простенькое убранство храма, куда мало кто заглядывал. Ведь в деревушке на юге империи магов не водилось вовсе.

Меня проверили еще дважды, и каждый раз око освещало храм, подтверждая, что во мне есть хаос. Лицо мамы становилось все задумчивее, и мне это очень не нравилось — так начинались все великие проекты, из-за которых мы остались на мели. Теперь таким проектом стала я сама. Дочь-магичка. Мама решила выжать из этого максимум возможного.

Все закрутилось очень быстро. Мама зарегистрировала меня в реестре, выбила направление в академию и, конечно, поехала со мной.

То, что в ее глазах было величайшей возможностью, для меня поначалу обернулось сплошными разочарованиями. В деревне я знала каждую собаку и была своей. В академии, куда меня зачислили позже остальных, я получила комнатушку под крышей и острое чувство собственного несовершенства, которое усиливалось с каждым зачетом.

Конечно, такого эпичного провала, как на пересдаче у мастера Адалхарда, не было, но я совсем не блистала. То, что мои сокурсники полагали простым и понятным, мне давалось с трудом, а уж в ветвях магических родов я и вовсе плутала, как в дремучем лесу.

Но, теперь я могла в этом себе признаться, мне понравилось учиться: узнавать новое, ставить задачи — и решать их, планировать время, а не плыть по течению. Я полюбила библиотеку академии, где можно было найти ответ почти на любой вопрос, и сад больших деревьев, дарующих прохладу в жаркие дни и защищающих от ветра в холодные, и даже комнатку под крышей я тоже полюбила. Она была только моя. Никто не наводил там свои порядки, не вешал на спинку стула одежду, которую я должна надеть утром…

Наверное, надо найти маму, но так не хотелось снова надевать неудобные туфли и попадать под прицел серых глаз мастера хаоса.

— Вы ведь Арнелла Алетт? — спросили сзади, и я быстро обернулась.

На фоне бордовых портьер, отрезавших нас от танцующих, стоял высокий синеглазый парень, словно сошедший прямиком из картины — в таком живописном беспорядке разметались его волосы и так безупречно элегантна была его поза.

— А вы?

— Эммет Лефой, — представился он. — Ваша мать обещала мне танец от вашего имени.

— Лефой? Вы, верно, сын Энцо?

Эммет походил на своего отца еще меньше, чем я на мать. Серый костюм, который он носил с легкой небрежностью, подчеркивал и широкие плечи, и узкие бедра. Я попыталась незаметно нащупать туфлю ступней.

— Но, если вы не хотите, мы можем просто побыть здесь, — предложил Эммет, подойдя ко мне и облокотившись о перила.

Ветер взъерошил его темно-русые волосы, слегка вьющиеся на концах. Мама завивала и укладывала мои волосы битых два часа, и все равно не добилась такого эффекта, который у Эммета создался лишь дуновением ветра.

— Хорошо, — согласилась я со смесью благодарности и разочарования. С ним я бы потанцевала.

— Я видел вас в академии, — признался он.

— А я вас нет.

— Неудивительно, — усмехнулся Эммет, повернувшись ко мне. — Вы спешили куда-то с целой кипой книг в руках, и вид у вас был слегка безумный.

— Вот спасибо, — проворчала я, слегка уязвленная его словами. — Отчего здесь, в Фургарте, никто даже не пытается вести себя вежливо?

— Фургарт — ближайший город к Стене, — сказал Эммет. — Может, поэтому здесь особенно сильно хотят жить. А жизнь, как вы возможно уже знаете, Арнелла, не всегда втискивается в рамки. Иногда можно наплевать на приличия. Особенно если из-за Стены потянет хаосом, и твари начнут подбираться ближе…

Я невольно поежилась. В рамках учебной программы первокурсников уже водили к Стене, и никакого желания увидеть ее снова у меня не возникало. Нескончаемое переплетение стволов и ветвей высотой в три человеческих роста тянулось до самого горизонта. Клочья серого тумана просачивались через Стену и оседали пеплом, а Селеста всю обратную дорогу жаловалась, что ее одежда воняет смертью.

— Чтобы между нами не было недопонимания, уточню, что я вовсе не говорил, что вы выглядели плохо, — исправился Эммет. — Вам идет форма. Белая блузочка, черная юбка. Милые туфельки с круглыми носами. Белые носочки и белое белье. Первокурсницы — само воплощение невинности и соблазна.

Я почувствовала, что краснею. Спрашивать, откуда он знает цвет белья студенток, я не стала. Хотя Эммет, судя по внимательному взгляду из-под длинных ресниц, явно этого ожидал.

— Вас кто-то обидел? — спросил он вдруг.

— Вы. Только что.

Он выпрямился, сжимая перила, и слегка откинулся назад.

— Я не хотел, — сказал он. — Простите. Так кто еще вас обидел, Арнелла?

— С чего вы вообще решили, что кто-то…

— Вы сказали, что никто не пытается вести себя вежливо, — перебил он меня. — Значит, я не был первым, кто вас задел. Но вам стоит к этому привыкнуть. Здесь, рядом со Стеной, у нас свой маленький мир. На некоторые правила мы смотрим сквозь пальцы. Есть действительно важные вещи — верность, смелость, чувство собственного достоинства… Любовь. Или влечение. Страсть…

Ага, вот так он и узнал цвет белья, которое выдают в академии. Кто-то поверил его трепотне.

— …а есть условности, которые не играют большой роли. По-видимому, вы привыкли к другому обращению, Арнелла.

— Видимо, так, — не стала я спорить. — И никто меня не задевал.

— Тем лучше для него, — произнес он. — Вы ведь останетесь в академии?

— Не знаю, — честно ответила я.

На бал я шла с намерением найти мужа, но Родерик Адалхард сказал, что принял зачет. Значит, у меня еще есть возможность обуздать свой хаос…

— Вы красивая, — сказал Эммет вдруг.

— Спасибо. Вы тоже… хорошо выглядите.

Он усмехнулся и, протянув руку, накрыл мою ладонь.