Читать книгу - "Пять глаз, смотрящих в никуда - Елена Станиславская"

Раздались первые робкие хлопки, следом волной накатила овация. Девушка улыбалась со сцены, но совсем не так, как подобает артистке. Улыбка была мрачной, кривой, точно излучина той же Пряжки. Это еще больше распаляло публику.

– Спустись ко мне, дивное виденье! – заорал Остопов.

– Мне еще рано идти ко дну. – Слова девушки снова вызвали овацию.

Она прочла еще около дюжины стихов. Полина узнала Брюсова, Белого и Сологуба, но авторов большинства произведений, к своему стыду, определить не смогла. Возможно, незнакомка декламировала стихи современных поэтов, а в них Полина не разбиралась. Она чувствовала себя слегка пьяной от поэзии, голоса и того, что случилось до выступления. Никогда еще Полина не ощущала себя такой взбудораженной и растерянной.

– Кто она? – прошептали онемевшие губы.

Ипполит Аркадьевич развел руками.

Нужно было что-то предпринять. Отвлекшись от стихов, Полина задумалась. С девушкой определенно стоило поговорить, но не кричать же из зала по примеру Остопова? Полина поморщилась. Надо сказать опекуну, чтобы подозвал официанта, и расспросить про девушку. Хотя нет, лучше не тратить время на пустые разговоры. Нужно сразу дать денег и попросить передать записку. Да, так будет вернее. Только сначала раздобыть ручку и бумагу, а для этого…

Полина потянулась к Ипполиту Аркадьевичу, чтобы изложить мысли, и тут поняла, что заиграло пианино. На сцене больше не было декламаторши. Разволновавшись, Полина заметалась взглядом по залу. Слева, совсем близко, полыхнуло алым. Во рту пересохло. Сглотнув, Полина подняла глаза.

Она подошла – под ногами захрустели осколки – и села рядом с Ипполитом Аркадьевичем, будто это был ее столик. На скатерть легли крупноватые, не слишком изящные, но по-своему красивые руки. По переплетению вен и сухожилий бежал ток жизни, в них таились сила и бесстрашие перед любой работой. Лучше рук были только глаза: темные, ночные, по-совиному круглые и окруженные густыми ресницами. Во взгляде то ли ничего не читалось, то ли – слишком многое.

Девушка в алом молчала. Полина тоже.

– Чем обязаны? – Тишину нарушил Ипполит Аркадьевич.

Полина чуть не зашипела на него по-гусиному, а почему – сама не поняла. Как будто молчать и глядеть друг на друга было лучшим решением.

– Хотела убедиться, что с вами все в порядке и вы не поранились осколками, – сказала артистка, и Полина подумала: она только что выдумала эту причину. – У вас перчатка в цвет моего платья. Почему только на левой?

– Я расскажу, но позже, – выдавила Полина. – Как вас зовут?

Она вдруг вспомнила, что давно, очень давно не разговаривала с кем-то, кто более-менее соответствует ей по возрасту. И никогда – с кем-то настолько красивым. Артистка напоминала Неву в летний день: когда вода темна, но блестяща – смотреть почти невыносимо, а оторвать взгляд практически невозможно.

«Не глазей! – одернула себя Полина и следом подумала: – Хорошо хоть это девушка». Если бы сейчас перед ней сидел юноша (с такими-то глазищами), она могла, чего доброго, последовать за несчастными стаканами – повалиться под стол и расколоться на части.

Право слово, с призраками было гораздо проще. Загибай пальцы да следи, чтобы тебя не убили.

– Мм, Жозефина, – представилась девушка, и Полине вновь показалось, что она придумала ответ на ходу.

– Давно здесь выступаете, Жозефина? – подхватил Ипполит Аркадьевич. – Я вас ни разу не видел. Запомнил бы.

– Достаточно давно для того, чтобы надоело.

Полина и опекун переглянулись.

Ипполит Аркадьевич наклонился к Жозефине и сказал:

– В таком случае у нас есть для вас заманчивое предложение, – и подчеркнул: – Исключительно делового характера.

Жозефина откинулась на спинку стула, скрестила руки на груди и подняла брови. Я жду, говорил весь ее вид.

Не успел Ипполит Аркадьевич раскрыть рта, как к столу, толкая соседние стулья, подошел Остопов. Темно-рыжие обезьяньи волосы, спускаясь с макушки к щекам, возбужденно топорщились.

– Дивная, – он пожирал Жозефину глазами, – позвольте представиться: Антон Остопов. Человек-несчастье. Человек-проклятье. Человек…

– Человек – швейцарский нож[3], я поняла. Жаль только, никто из ваших жертв не додумался использовать вас в качестве плота.

Ипполит Аркадьевич прыснул, и Полина подумала, что в словах Жозефины скрывается какая-то поп-культурная отсылка. Полина разбиралась в этом примерно так же, как в светских беседах. На троечку по десятибалльной шкале.

Остопов тоже не понял шутку, но на всякий случай дернул ртом и игриво погрозил Жозефине пальцем.

– Почему бы вам не пересесть за мой столик? Я и мои друзья в восхищении от вашего выступления. – Он низко наклонился, почти касаясь бакенбардами ее лица.

– Вот уж не думала, что вы любитель поэзии, – небрежно бросила Жозефина, не поднимаясь с места. – Я бы предположила, что вам ближе естественные науки. Увидев вас, любой поверит в теорию Чарлза Дарвина.

Остопов опять не понял шутку, Ипполит Аркадьевич крякнул, а Полину разобрал беззвучный смех. Внутри разлилось приятное чувство. Вот так подумаешь о чем-то, а собеседник вдруг возьмет и скажет это вслух – и сразу ощущаешь с ним общность. Совсем недавно Полина сравнила Остопова с орангутаном, и вот Жозефине на ум пришло нечто схожее. Возможно, это хороший знак. Знак того, что они поладят.

– Так что же? Я жду. – Остопов уже не просил, а настаивал.

– Благодарю, но я останусь с моими новыми друзьями.

Человек-несчастье до неприличия близко придвинул к артистке орангутанскую физиономию.

– Дивная, что вы забыли в компании… кхем… – он то ли кашлянул, то ли хихикнул, – извращенца и его малолетки-любовницы? Вы вообще в курсе, что они работают на главного питерского мафиози?

Молчаливый смех Полины оборвался. Взгляд потяжелел. Пальцы, стянутые перчаткой, задрожали. Иногда она жалела, что ее рука бесполезна против людей. Разве что пощечину отвесить.

Резко скрипнули ножки стула – Ипполит Аркадьевич поднялся с места, сверкая глазами.

– Повтори, что сказал.

Из тени у входа выдвинулся человек в сером костюме – наверняка охранник. Примагнитившись взглядом к Остопову и опекуну, он красноречиво положил руку на пояс – вряд ли на пистолет, скорее на электрошокер или дубинку. Остопов попятился.

– Осторожно, – бросил он и, развернувшись на каблуках, добавил через плечо: – Тронешь меня, выловят из Невы.

– А тебя не выловят, так как ноги будут в губернаторском бетоне, – проворчал Ипполит Аркадьевич.

Полина двумя пальцами потянула его за рукав.

– Поедем домой, – сказала она и перевела взгляд на Жозефину. – Вы не откажетесь составить нам компанию? Понимаете, для нашего разговора лучше найти уединенное место.

– Ага, только возьму клатч из гримерки. – Жозефина улыбнулась.

Полинины брови сползлись к переносице, внутри нехорошо екнуло. Улыбка у артистки получилась теплая, но абсолютно фальшивая. Она отразилась только на губах, но не в глазах – в них стояла февральская ночь. Что-то изменилось в ее лице и мыслях, но Полина не знала почему. Списала на