Читать книгу - "Дракон Нерождённый - Илья Крымов"

Когда отряд Верховной матери покинул селение, им пришлось отдаться на милость гномам, охранявшим горнопромышленный комбинат. Долгое время те не желали пускать людей за ворота, однако, пайцза всё же открыла путь. Пока для них искали место в поезде несчастный Кельвин выхаркивал лёгкие, угасал от яда. Его лицо превратилось в пузырящееся месиво, понемногу стекавшее с костей, а Самшит разрывалась от желания помочь и полного бессилия.

В Гранульге, мрачном и суровом городе гномов, с трудом нашёлся истинный маг, опытный целитель. Верховная мать, всю жизнь проповедовавшая искоренение волшбы, готова была молить этого человека на коленях, сулить все блага земные и посмертные за помощь. Не пришлось. Целитель осмотрел Кельвина, сделался мрачен и сказал, что, если удастся вернуть несчастного к жизни, то будет чудом.

Плату он взял золотом, наперёд, и отработал каждую монету. Волшебник смог очистить кровь, повернуть вспять распад тканей и напитать почти мёртвого Кельвина жизненной силой. Из его собственных пор выступала кровь, когда маг обращался к самым сильным заклинаниям. Самшит запрещалось приближаться к больному под угрозой разрушения чар, и она тихо сходила с ума вдали, проводя на коленях день за днём.

Целитель наконец-то явился к ней, худой и усталый.

– Он выживет, – прозвучало хрипло, – и будет двигаться.

Самшит слушала, не дыша, слишком истощённая, чтобы встать с постели.

– Я вернул ему живой глаз, а искусственный так и сидит в глазнице. Кожа, волосы, внутренние органы, я всё восстановил, но не ждите, что он будет здоров как прежде. Невероятная витальная сила помогла ему продержаться достаточно, чтобы получить помощь, а потом ещё и выкарабкаться. Он будет жить, но за качество этой жизни я не ручаюсь.

– Можно увидеть его?

– Можно, – чародей огладил бороду, и заметный пучок волос остался в худой ладони, – но не следует. Он в сознании, ему плохо, никого не хочет видеть.

– Я…

– Особенно вас, госпожа.

Удар кинжалом вынести было бы легче, нежели эти слова.

– А что… чудовище? Вы не смогли ему помочь?

– Оно так и не подпустило меня к себе, – ответил целитель, – и я немного этому рад. Сейчас перед вами выжатый человек, госпожа, мне и мышь не вылечить больше, нужно время. А у этого существа, к тому же, весьма тревожащая аура. Стыдно признаться, но мне было страшно приближаться к нему.

Волшебник ушёл, не приняв благословения от жрицы, чей бог славился нелюбовью к колдующей братии. Проводив его из съёмных покоев, вернулась Н’фирия. Она была старшей из трёх Пламерождённых, телохранителей Самшит. Огромного роста женщина, вся покрытая доспехами красной бронзы. Сквозь два отверстия в глухом шлеме торчали рога, а из середины нагрудника выступал кристаллический шип алого цвета.

– Помоги мне, – попросила Верховная мать, опуская ноги на пол.

– Вы слишком слабы, госпожа, – прогудела Н’фирия в ответ.

– Разве я спрашивала тебя об этом? – Голос Самшит прозвучал очень резко.

Верховная мать происходила из народности островных кочевников айтайлэаха. Эти люди славились красотой, которая стала для них проклятьем в итоге. Айтайлэаха были лакомой добычей для работорговцев Аримеады, ведь многим хотелось владеть столь милыми и покладистыми вещами. Жизнь свою этот народ проводил в бегах от острова к острову, прячась и молясь высшим силам о заступничестве. Молитв Самшит, правда, добрые боги моря и ветра не услышали, она была разлучена с родителями и попала в Зелос ещё ребёнком. Воспоминания о великом городе работорговцев легли на сердце глубокими шрамами, которые болели до сих пор.

По счастливой случайности маленькая девочка была спасена, её выкупила жрица Элрога Пылающего по имени Инглейв. Спасительница воспитала Самшит в духе воинственной веры и как собственного ребёнка. Впоследствии жрица стала Верховной матерью культа, а несколько месяцев назад приняла смерть от руки названной дочери и уступила ей сан.

Самшит, всё ещё дева в свои двадцать три года, обладала кожей цвета шоколада; её тело было изящным и крепким, вызывало томление в сердцах мужчин и женщин; она смотрела на мир светло-серыми глазами, пронзительно ясными, умными, а отросшие за время путешествия белые волосы походили мягкостью на шёлковую нить. Впрочем, всё это было до того, как Верховная мать стала изводить себя постом и ночными бдениями, молясь о здоровье Кельвина Сирли.

– Простите, госпожа.

Огромная телохранитель помогла жрице одеться и, держа за руку, вывела из покоев. Гостиный двор был велик, стены серого камня, тяжеловесные колонны и двери, низкие потолки. Так строили гномы Гранульга, прозывавшиеся «серыми» за нрав, уклад и цвет кожи. Для Кельвина были сняты помещения в противоположном крыле, чтобы присутствие Самшит не помешало целителю работать. Даже это расстояние она преодолевала тяжело и медленно, провожаемая тревожными взглядами Огненных Змеек.

Подойдя к двери, жрица отослала Н’фирию и постучала.

– Кельвин?

Ответа не было, и ей пришлось повторить. Когда он не ответил трижды, Самшит набралась духу и провернула дверное кольцо.

– Кельвин, я вхожу.

Темнота пахла лекарствами, и, через это, – хворями. Все окна были забраны, духота приставала к лицу, а девушке приходилось держаться стены чтобы не упасть. После третьего шага Самшит стала, вгляделась в силуэт. Наёмник лежал на кровати и хрипло дышал, тень скрывала его облик.

– Кельвин?

– Почему? – донеслось до неё.

Голос испугал Самшит, заставил отступить. Незнакомый, хриплый, преисполненный боли и усталости.

– Что?

– Я жив. Почему?

– Вам повезло.

– Повезло? – спросил он. – Я хотел умереть там, госпожа моя. Приготовился, смирился, я был рад.

– Что вы говорите? – пролепетала Самшит. – Как можно…

– Как можно не понимать, что смерть неизбежна? Одни принимают её против воли, а иные – на своих условиях. Я хотел уйти как подобает человеку моего ремесла, и как может сделать свободный человек. Есть ли смерть достойнее, чем в бою, защищая прекрасную женщину? Пришлось нелегко, но я был счастлив…

– Умоляю вас, – жалобно попросила дева, – прекратите.

– А что теперь? Этот шарлатан обрёк меня на существование, руки, не способные держать ложку, не удержат и меч, я бесполезен, и даже умереть достойно не смогу. Почему?

Ноги подвели её, больно ударились о пол колени, Самшит скрыла лицо в ладонях и всхлипнула, пытаясь задушить рвущийся наружу плач. Она не имела права на это, – на слабость, скорбь, потерю времени. Божественное призвание велело идти дальше во имя всего, что было свято и важно. Однако же сердце отказывалось слушать, рвалось в душную темноту, где страдал любимый человек.

Он не упал, но скатился на пол, подполз на четвереньках и смог подняться на колени.