Читать книгу - "«Колыбель» Победы - Герман Романов"

«В доме два-три человека, не больше. Скорее даже один, у него мало людей, которым, безусловно, доверяет. Исключительно подельники. Сам ведь прекрасно просчитал, что могу послать его в три загиба – хорошая вещь есть, репутация называется. А их форму боятся – но тут не авторитет, а страх, фашисты столько генералов и командиров не убили, как эта братия. Как там перефраз Дзержинского – настоящий чекист должен иметь холодное сердце, горячие руки и чистую голову. Это же сколько они народа извели, если даже в XXI веке у них уйма поклонников. Действительно. Как в песенке – хорошими делами прославиться нельзя. Ничего, надеюсь, что возмездие к ним раньше придет и попыток реабилитации не будет!»

Гловацкий кривил губы в недоброй улыбке, идя следом за Кобуловым – видел его фото и узнал сразу. И прекрасно понимал, что теперь из домика один из них живым не выйдет, но сам надеялся, что пристрелит этого упыря раньше. В 2016 году очень много славословий лилось в адрес этих мерзавцев – иронизировали – кого, мол, «кровавой гэбней» называли?! Это защитники правосудия, невиновных не сажали, зря не расстреливали. И вообще – руки прочь от славных органов ВЧК, ОГПУ, НКВД и НКГБ! Какие миллионы расстрелянных, так, тысяч 600, не больше! Так и хотелось сказать – твари, вы вдумайтесь – это же население таких городов, как Иркутск или Ярославль! И почему тогда заправил сих организаций к стенке поставили – Ягоду, Ежова, Берию и прочих их подельников! Без права на реабилитацию! Не Сталин, а именно они раздували массовое доносительство – забыв железное русское правило – доносчику первый кнут!

Это им, и они сами ставили планы по арестам «вредителей», успешно их перевыполняли и требовали поднять квоты – стрелять и избивать – не уголь в шахте рубить! В 1990 году Гловацкий принимал участие во вскрытии рва, где были захоронены жертвы вот таких «борцов» – мутило всех курсантов неделю, от злости кулаки сжимались. Запомнил на всю жизнь – костяк с длинной русой косой, судя по размерам девчонка, и старик с седой бородой, с культею и рядом костыль. Это, что ли, враги народа?! А может, враги те, кто этот народ уничтожал?! Кто «раскулачивание» устроил?! Кто доносы писал, злорадно хихикая?! Кто в затылки стрелял, получая за «героизм» ордена?! Сейчас он с этой падалью, что считает людей за негодный мусор, счеты враз сведет! И будь что будет – но за тех же летчиков, которых еще не убили, но зверски пытали эти упыри, расплатится той же монетой! И будет прав – ему со многими ветеранами приходилось говорить, и практически все отзывались о «особистах» брезгливо, а вот «васильковых фуражек» вообще за людей не считали – руки у них по локоть в крови, и не вражеской, а своей. И яркий пример тому – годы Большого Террора!

– Проходите, садитесь! Сейчас нам чаю организуют!

– Когда такой чин НКВД говорит «садитесь», это следует понимать в его интерпретации?! Сидеть с вами я не буду, вы уж один сидите, а я у окошка постою, покурю, вопросики ваши выслушаю.

Гловацкий отошел к раскрытому окну – бросил на подоконник пачку папирос, чиркнул спичку. Обвел взглядом помещение – стол, стулья, комод буфета – у него чекист – от чайника идет парок. Через открытую дверь в комнату вошел еще один чекист – в руках тарелочки с закусочками. Ах, какая патриархальная пастораль!

– Мне говорили, что вы шутник изрядный, Николай Михайлович, но не верил. А теперь и сам вижу. Что это вы так на меня обиделись, ведь мы с вами незнакомы. Я…

– Я знаю, кто ты такой, Кобулов, и руки не подам! Брезгую! Х…ло ты, и п….ю помрешь!

Гловацкий выдохнул табачный дым, с откровенной усмешкой глядя на исказившееся лицо Кобулова. Еще бы, его боялись, перед ним трепетали, а тут… Не просто послали его по извечному русскому адресу заковыристыми словами, а сделали это умышленно громко. Вот только генерал не собирался давать ему ни секунды:

– По приказу маршала Ворошилова и с санкции товарища Жданова я провел расследование о побеге пленного генерала Манштейна! Того самого, что тут же нанес по нашей армии контрудар и деблокировал окруженную группировку в Локновском УРе. Побег ему обеспечил твой давний знакомец капитан Бочкарев – их опознали бойцы истребительного батальона, что проверяли документы означенного предателя. Сиди, гаденыш, я еще не все сказал! А вы только дернитесь – завалю как мамонтов! Ручки подняли и в угол отошли, словно школяры блудливые, на рукоблудии пойманные! Сидеть, падло! Завалю на хрен, предатель! Фашистский прихвостень!

«ТТ» и «ТК» – весомые аргументы в диалоге – особенно если смотрят прямо в лицо. Лицо Кобулова побагровело, он стал приподниматься со стула, но от генеральского рыка снова уселся. И ухитрился чуть мотнуть головой двоим своим сотрудникам, что вроде вели себя безучастно. Те сдвинулись к стене, внимательно смотря на Гловацкого. Вот только плавность этого движения все поставила на свои места – видел он таких не один раз, «волкодава» от «вертухая» мгновенно отличать научился. Валить их надо в первую очередь – раз такие пляски пошли, вы уж простите, ребята! Теперь мы все здесь ушли за красную черту жизни!

– Ты можешь обосновать свои слова, раз подозреваешь меня в таком преступлении, как организация побега немецкого генерала? И чей приказ ты выполняешь?! Товарищи Жданов и Ворошилов его отдать не могли…

– Приказ Родины, Кобулов! Как советский генерал и коммунист, а с тобою будет армейский комиссар Мехлис разбираться, а не Берия. Вышел ты из доверия! Каламбур, однако… Да ладно! А теперь слушайте все, только не дергайтесь, парни, – пристрелю. – Гловацкий говорил громко, и краем глаза видел, что стоящие у самолета военные как-то странно себя повели – стали доставать из кобур пистолеты. Что же – у него осталась пара минут, чтобы изложить все для них отчетливо, чтобы каждое слово запомнили.

– На германский генштаб вот уже больше двадцати лет работает агент, завербованный еще в меньшевистской Грузии кайзеровскими разведчиками. Его прозвище «Макс»! Ой, что вы дернулись, Кобулов, не ожидали?! Это мне Манштейн сказал, когда я ему на допросе все места отшиб сапогами. Это первый звонок – ты же из Грузии! Из нее и Бочкарев, что дал немцу сбежать и сам ушел с ним. И девчонку, что его опознала, сразу повесили. А ты их в «покойники» записал, следочки заметая! Это второй звонок! Третий тут же прогремел следом – немцы знали о нашем наступлении. Нет, измена среди штаба 11‐й армии исключена – фашисты не знали, где именно мы ударим, но вот когда и примерно где, точно ведали. Далее интереснее про твои дела выходит. – Гловацкий продолжал говорить громко, бросая обвинения, что являлись чистейшим блефом, которые Кобулов в один миг опровергнет, вот только у мертвых оправдания не принимают. Ненадежное это занятие, всякие спиритические сеансы устраивать!

– Любой вражеский агент обязан пробраться наверх как можно выше – тебе это удалось, МАКС! И ты помог Гитлеру вместе с братом – тот в рейхе атташе, а ты здесь! Вы ввели товарища Сталина в заблуждение относительно намерений Гитлера напасть на нашу страну…

– Что ты мелешь! Да ты…

– Сидеть, сука! Вякнешь или дернешься – второе прострелю!

Выстрел из «ТК» прозвучал громким хлопком – Гловацкому удалось попасть в ухо – все же четыре метра практически убойная дистанция, с нее он никогда не промахивался по пятирублевой монете – а здесь ухо больше спичечного коробка. Кобулов схватился за него ладонью, побледнел, кровь закапала между пальцами.