Читать книгу - "Элеонора Августа - Борис Вячеславович Конофальский"

В речи монаха слышалась уверенность. Уверенность – как раз то, что Волков и хотел слышать. Да, генерал вложил в епископа и деньги огромные, и сто душ мужиков отдал, не считая баб и детей, и теперь вложения должны были окупаться, поэтому он очень хотел слышать уверенность в словах святого отца.

Дальше приходили к Волкову говорить другие важные люди, в том числе и господин Виллегунд, хлопотавший о поддержке на новых выборах бургомистра и суливший за то золотые горы, и главы торговых гильдий, говорившие о желании строить дорогу и лавки в его пределах, и всякие прочие люди; уже были все смены блюд, уже стали убирать столы, готовя место для бала, когда вдруг к генералу попросился на разговор и сам новый, временный, назначенный до следующих выборов бургомистр Гайзенберг.

Начал он с того, что был рад как-либо услужить господину генералу.

«Да. В городе и вправду все изменилось, если человек, который велел не открывать передо мной городских ворот, говорит, что будет рад служить. Видно, совсем людишки не верят в молодого графа».

– Кажется, это вы издали указ не открывать предо мной и моими людьми городских ворот? – уточнил Волков без всякой видимой строгости.

– Ну, на то было наивысшее пожелание, – начал мяться бургомистр. – Вы должны меня понять, господин кавалер. Я не всеволен, а чаще и вовсе зависим от обстоятельств.

– Наивысшее пожелание? – уточнил генерал. – То есть то была воля герцога, а графское желание тут ни при чем?

– Да, – нехотя согласился Гайзенберг, – граф в исполнении того приказа герцога проявлял удивительное рвение.

Волков понимающе кивал, смотрел на бургомистра по-отцовски ласково.

– А вы знаете, господин Гайзенберг, отчего возникла вражда меж мной и графом?

– Об этом все знают: то спор меж вами из-за какого-то поместья.

Волков опять кивал.

– Возможно, завтра граф будет тут, в городе, и я бы навсегда позабыл про ваши действия против меня, если бы вы согласились поговорить с графом на предмет восстановления мира.

– То есть мне надобно уговорить графа отдать вам поместье.

– И я буду вашим другом.

– Приложу все усилия для восстановления добрых отношений меж вами и графом.

– Да уж, постарайтесь, – весьма многозначительно сказал кавалер.

И бургомистр понял эту многозначительность.

Кавалер едва ответил госпоже Ланге, когда та сказала, что устала и едет в дом Кёршнеров спать. Он кивнул ей, продолжая слушать очередного гостя на стуле возле себя, а когда уже спохватился, то Кёршнер сказал, что Бригитт ушла, когда еще темно не было. Волков встал и откланялся. Поехал с Кёршнерами к ним в дом, думая, что надобно уже подумать и о своем доме в городе.

Время было позднее, Волкову хотелось пойти и лечь в одну постель с Бригитт да обнять ее, но сначала он поговорил с Кёршнером, и тот убедил генерала сейчас же позвать юристов для консультаций, не дай бог завтра граф согласится передать поместье, а из-за какой-то мелочи бумажной дело сорвется. Такого никак нельзя было допустить. Заодно вызвали одного из трех городских нотариусов и, уже дождавшись всех, стали обговаривать дело. С этими господами, пока все разъяснили да выяснили, просидели едва ли не до двух часов ночи. И лишь тогда он пошел спать к своей Бригитт.

Глава 39

Дорого обошелся кавалеру епископ, очень дорого. Но уже теперь начал он приносить пользу. Не осмелился Гюнтер Дирк фон Гебенбург, десятый граф фон Мален, ослушаться просьбы прибыть в город. Конечно, в дорогу он взял с собой целую свиту: два десятка людей из своих друзей и родственников. Верхом ехали и в каретах. Понимали люди семьи Мален, что не просто так звали графа в город как раз в тот момент, когда там был прославленный родственник и враг их дома. И сначала кавалькада из прекрасных молодых господ и родственников графа поехала во дворец графский. Но около их дома процессию встречали горожане. Лучшие представители города тут же просили аудиенции.

Удивленный юноша смотрел на них.

– И что же, господа, вы все ко мне?

– Видимо, все, – отвечал бургомистр Гайзенберг, оглядывая присутствующих. – И все нижайше просят вас принять их немедля.

– Я только с дороги, – неуверенно говорил молодой человек, все еще надеясь, что взрослые вопросы, которые ему предстоит решать, как-нибудь растают сами.

– Мы не задержим вас долго, господин граф, – с поклоном вступил в разговор банкир, – уделите нам всего минуту.

Граф смотрел на них сверху вниз, сидя на своем прекрасном коне, и очень ему хотелось послать всех этих наглых бюргеров к черту. Но господин фон Эдель, разглядев на его лице гримасу неприязни, подъехал сзади и проговорил негромко:

– Их придется принять, граф, нельзя всем вот так просто отказать, бюргеры обидчивы и злопамятны. Не стоит настраивать их против себя.

– Я приму вас сейчас же, господа, – нехотя согласился граф.

«Сейчас же» наступило через пару часов, которые важным горожанам пришлось провести в душной приемной графского дворца.

Гюнтер Дирк фон Гебенбург, десятый граф фон Мален, стал принимать просителей, сидя в кресле, а просителям стульев не предлагая. За креслом графа стояли сухая и старая Гертруда фон Рахт, урожденная Мален, тетка его, мать двух его двоюродных братьев, и господин фон Эдель, давний советник двух предшествующих графов.

И каждый раз, когда просители начинали говорить о мире между домами Мален и Эшбахт, фон Эдель недовольно фыркал:

– Пойти на поклон к этому разбойнику? Чушь!

– Что же вы нам советуете, господа горожане, отдать этому раубриттеру поместье? – шипела тетка графа и просила делегацию уйти.

Но, как только уходила одна делегация, приходила следующая и просила о том же, что стало бесить тетку и раздражать фон Эделя.

– Извольте уйти, господа! – кричала Гертруда фон Рахт. – Вы просьбами своими только докучаете графу!

– Ах, как хитер этот мерзавец, кажется, он весь город себе в сторонники призвал! – негодовал фон Эдель.

– Они все сговорились против нас! – говорила тетка с уверенностью в голосе и даже с заносчивостью. – Но ничего у них не выйдет, мы, Малены, перед всякими выскочками отступать не приучены.

Вот только граф сидел настороженный и молчаливый, все его молодое веселье и беззаботность ушли, и ему не нравилось то, что тут происходило, и желал он быстрее это закончить. Не для того он стал графом, чтобы во всяком подобном унылом деле участие принимать, и просьбы горожан ему не нравились, и поведение близких его