Читать книгу - "Фантастика 2025-21 - Blackmourne"

Пределов Знания. Тамаш, будь добр, расскажи. Ты ведь сразу меня понял.

Гальба и Северин с любопытством посмотрели на Чарского. До войны тот был одним из самых известных физиков во всей Звёздной Ойкумене. Тамаш откашлялся и хорошо поставленным профессорским голосом, словно читал лекцию, начал:

— Я так понимаю, речь идёт о путешествиях в прошлое. Да, это возможно. Хотя дело так и не пошло дальше пробных опытов. Путешествие не в физическом плане — это невозможно. Но сознание, хотя и с некоторыми ограничениями, могло уйти по оси времени назад, в прошлое какого-нибудь обитаемого мира. Сеть военных маяков и ретрансляторов Империи ещё частично функционирует. Она вполне может послужить пространственным маркером для хроноимпульса. А нужную для перехода энергию получать из подрыва реактора. Хроноскачок даже усилит эффект, так что каждый наш подбитый корабль заодно превратится в бомбу.

Я посмотрел на остальных. Гальба понял мою идею сразу.

— Катапультироваться в прошлое, когда корабль не сможет продолжать сражаться? Я думаю, это вариант. Люди согласятся. Да, они и без этого пойдёт в бой. За спиной семьи. Но зная, что шанс выжить есть — будут драться вдвое яростней.

Тамаш, недовольный, что ему не дали закончить, бросил сердитый взгляд и продолжил.

— Если честно, я тоже думал насчёт такого варианта. Поэтому сразу могу дать рекомендации. Точкой выхода из временного потока надо выбрать самое начало информационной эры, не дальше пятидесятого года от первого космического старта. В эту эпоху техника уже вышла из совсем уж примитивного состояния. Потому, опираясь на местную промышленную базу и разницу в знаниях, мы при нужде легко восстановим большую часть современных технических устройств. Матрица сознания вселится в новорождённого младенца соответствующего пола, личность начнёт оживать лишь годам к шести. Но от случая к случаю, полностью мы проснёмся лишь годам к десяти-одиннадцати. Это позволит адаптироваться в непривычном окружающем мире.

Северин тут же отозвался.

— Это даже лучше. Мы ведь уже решили, что снимаем с флотских кораблей молодых матросов и офицеров, меняя на пожилых добровольцев из пехоты и гражданских?

Я кивнул.

— Так вот, — продолжил Северин. — С одной стороны богатый жизненный опыт облегчит приспособление к новым условиям. С другой… Знать, что получаешь шанс не просто уцелеть, а прожить жизнь ещё раз…

— Решено, — подвёл я итоги. — Жду от вас подготовленных рекомендаций.

Меня прозвали Непогрешимым… Но я тоже человек, и способен ошибиться. «Плотность десанта» сознаний из будущего не могла в момент перехода превышать некую критическую величину — поэтому мы выбрали государство достаточно большое, чтобы оказаться гражданами одной страны. Государство, просуществовавшее достаточно долго: по доступным хроникам оно сохранилось до самого выхода человечества к звёздам… С расстояния в тысячу лет слишком многое теряется в сносках исторических монографий. Конец двадцатого века оказался Смутным временем. Короткие пятьдесят лет, когда уже исчез СССР, но ещё не возник Евразийский Союз. Поэтому в новом настоящем мы оказались разделены границами свежеобразованных государств.

Кто-то погиб. Каким бы ты не был опытным солдатом — трудно выжить, если тебе шесть лет, а в твой дом врываются бородачи с автоматами, чтобы убить «гяуров» ради свободы Независимой Ичкерии. Или приходит чума, потому что гордым маленьким странам Средней Азии больше не по карману сельские врачи, учителя и прочие «тяготы» социализма. Или когда оказываешься на улице в каком-нибудь Львове, Москве или Свердловске, потому что родители запили с горя от внезапно свалившейся нищеты, а твою судьбу похоронили обломки некогда могучего государства.

Второй проблемой оказалось совершеннолетие. В мою эпоху во всех государствах Ойкумены, за исключением единичных ультраконсервативных миров, существовал институт «неполной гражданской дееспособности». Достигнув четырнадцати-пятнадцати лет, любой подросток мог сдать специальный экзамен и получить часть прав и обязанностей взрослых. Хотя список «ограниченных» возможностей отличался в разных мирах очень сильно — от права на голосования до права на государственную службу или совершение финансово-биржевых сделок. В прошлом же оказалось, что возрастом официального совершеннолетия считается только восемнадцатый день рождения, но на практике общество признаёт достаточно взрослым, ответственным и самостоятельным лишь того, кто достиг двадцати двух — двадцати пяти лет.

Это грозило нам смертью — смертью, которую мы сумели обмануть. Река Хроноса не любит завихрений внутри своего течения. Едва любой из нас достигнет биологического возраста тридцать шесть лет, всех, кто пришёл из будущего, настигнет «обратный резонанс». Время будет стремиться вернуться в свой естественный поток, в течении месяца-двух гости погибнут от болезней или несчастных случаев. Единственный шанс на спасение — до этого момента изменить течение истории так сильно, чтобы оно породило новое русло. Независимую от старой реку времени, где пришельцы станут не чужаками из другой эпохи, а неотъемлемой частью настоящего. Но исторический процесс очень инертен, он не любит перемен и скачков за пределы своего естественного хода. Последующая тысяча лет без труда сгладит любой теракт, любую замену того или иного политического или культурного деятеля. То же самое будет с единичными опережающими время открытиями или необычными идеями. Непонятые, не получившие поддержки в обществе, они быстро зачахнут, станут забавным курьёзом. В лучшем случае — опередившим свою эпоху гениальным прозрением, достойным лишь упоминания в скучных монографиях специалистов. А десять-двенадцать лет, чтобы сделать что-то значительное, очень мало. Даже для всех разом. Не говоря уж о разбросанных одиночках.

Часть I

Победители

Глава 1

Дети улицы

Семён устало тащился вслед за компанией приятелей, тоскливо размышляя, что в такую погоду не по улице надо шляться, а дома сидеть. Свинцовые тучи и пронизывающий до костей октябрьский ветер хорошему настроению не способствовали. Но отец ушёл в очередной запой — и тому, кто в прошлой жизни имел нормальную семью, лучше мотаться по району, чем слушать пьяные поучения, временами переходящие в рукоприкладство. Каждый раз Семён боялся, что не выдержит и убьёт эту жалкую пародию на родителя, потому и сбегал. Мать давно уже махнула на тринадцатилетнего сына рукой — слишком независимый и самостоятельный, отдавала все силы и всю ласку послушной младшей дочери. Так что лучше среди пацанов на улице…

От раздумий отвлёк глумливый гогот впереди. Оказалось, пока он в задумчивости замедлил шаг, остальные окружили невысокого плотно сложенного паренька лет четырнадцати. Куцее потрёпанное пальто и поношенные ботинки, бледная кожа, короткий ёжик тёмных волос. «Приютский. Точно приютский, — с мысленным вздохом подумал Семён. — И зачем его сюда занесло?» Пацанов из расположенного через дорогу от их района детского дома принято было бить. Никто не знал, откуда взялось это правило, но соблюдалось оно жестоко и