Читать книгу - "Когти Тьмы - Семён Нестеров"

избран самим Инносом. Если с чем-то не справится он, то значит, это было в принципе невозможно.

Воспоминания о прошедших событиях невольно проносились в голове Мильтена, сконцентрировавшегося на насыщении руны своей магической силой. В другой момент они бы отвлекли его, но сейчас задача была довольно простой — заклинание не требовало от него ничего, кроме вливания магической силы, всё остальное было заложено в самой руне. Любой другой бы уже отступил, признав тщетность попыток, но какое-то детское желание доказать свою силу не давало молодому мастеру отступить. «Лишь бы всё не напрасно», — промелькнула последняя мысль перед тем, как магия где-то с десятой попытки наконец-то нашла слабину в сопротивлении горного массива, и руна телепортации в руках Мильтена стала формировать устойчивую конструкцию. Чародей надеялся, что задание Ксардаса — этот долг, вырванный клятвой в самый отчаянный момент, — действительно поможет, а не станет последней ошибкой в цепи роковых решений. Энергия вырвалась на свободу, найдя среди помех дорогу до опорной точки заклинания, и мир сжался, превратившись в ураган из искрящегося синего света. Его вырвало из реальности, вывернуло наизнанку. Каменное плато, орочьи крики внизу, свист ветра — всё спуталось, исчезло в оглушительном вихре. Осталось лишь ощущение падения в никуда, пронизанное ледяным холодом и горьким послевкусием предательства, которое предательством не было, но, несмотря на все доводы разума, чувствовалось именно так. Он оставил своих братьев по ордену Инноса в окружении орков, сам направляясь в безопасное пристанище монастыря.

Мир уплывал из-под ног, переворачивался и сжимался в одну оглушающую, тошнотворную точку. Каменистая почва плато сменилась ровными плитами перед монументальными монастырскими воротами, но ощущение падения не прекращалось. Мильтен рухнул на четвереньки, его тело выгнулось в судорожном спазме. Горло сжалось, из глаз брызнули слезы. Изнутри выворачивало пустоту — тот скудный паек из черствого хлеба и вяленой рыбы, что он сунул в себя на рассвете, давно перегорел в топке магии и стресса.

Перед глазами плясали черные пятна, но сквозь них он увидел знакомые, начищенные до блеска сапоги и подол короткой красной робы послушника. Медленно, с трудом подняв голову, он встретился взглядом с Педро. Тот стоял, сложив руки на груди, и на его лице расцветала ядовитая, самодовольная ухмылка. Та самая, что Мильтен запомнил с первого дня своего унизительного появления здесь, когда послушник имел наглость перечить мастеру третьей ступени посвящения.

«Ну что, маг огня? — словно говорила эта ухмылка. — Опять в грязи?»

Ярость, горячая и мгновенная, ударила в виски. Рука сама потянулась к руне огненного шторма, как-то незаметно ставшей его любимой. Сжечь. Сжечь нахального щенка дотла, чтобы даже пепла не осталось. Но, к счастью, пальцы, нащупавшие в потайном кармане широкого рукава руну, смогли дать лишь слабый, едва теплящийся отклик магии, оставшейся в его истощенной сложнейшим телепортом душе. Он был пуст, как высохший колодец. Даже высечь искру магии сейчас было ему не по силам.

Стиснув зубы, сквозь которые с напором выходил выдыхаемый воздух, наполнивший его лёгкие ещё в долине рудников, Мильтен прошипел короткую молитву Инносу. Не искренний порыв веры, а отчаянную команду самому себе, попытку зацепиться за что-то твёрдое, что вернёт ему уверенность и рассудок. Краем сознания он понимал, что сейчас в нём говорит не его истинная злоба, а измождение и озлобленность, какая бывает у загнанного зверя. Ему срочно нужно было прийти в себя и вернуть человечность. И здесь, в тени священных стен, где воздух был густ от древней магии, это сработало. Молитва стала якорем. Медленно, с хрустом в суставах, он поднялся, отряхивая пыль запачканной мантии. Каждый мускул кричал от боли, но всеми силами Мильтен держался.

— Открой дверь, — голос его прозвучал хрипло, но уже твердо.

Педро даже бровью не повел. Его ухмылка лишь стала шире.

— У каждого мага и послушника, имеющего право выхода, есть личный ключ, выданный мастером Гораксом. Мои обязанности не включают в себя услуги привратника для всех подряд. Особенно для тех, кто является в таком… сомнительном и неподобающем виде.

В этот миг Мильтен понял две вещи. Во-первых, ключ, массивный и увесистый, он сознательно оставил в своей келье, не желая таскать с собой лишний груз в долгом и опасном пути. Глупость, за которую теперь приходилось платить унижением. Во-вторых, он больше не может этого терпеть. Ни насмешек, ни проволочек, ни этой затхлой монастырской бюрократии, стоящей на пути куда более важных вещей.

— Ты сам выбрал свою участь. У меня есть кое-что получше, — ответил Мильтен, и засунул руку в походную сумку. Его пальцы нащупывали не ключ, и даже не края рунных камней, а шершавую поверхность старого пергамента. Свиток, данный Ксардасом.

Момент настал. Не колеблясь больше, Мильтен, уже твёрже стоявший на ногах и чувствующий восстанавливающуюся циркуляцию магической силы в своём измождённом теле, развернул свиток. Знаки на нём загорелись тусклым багровым светом. Мильтен прошептал активирующее слово, и свиток рассыпался в прах у него в пальцах, разлетаясь на ветру. Никаких следов не осталось. Педро успел лишь бросить удивлённый взгляд на чародея.

Струйка энергии, невидимая глазу, но ощутимая кожей как леденящий сквозняк, рванулась к Педро. Послушник вздрогнул, словно от удара током. Его глаза закатились, оставив видимыми лишь белки, а все мышцы лица затрепетали в немой судороге. Он застыл, вытянувшись в струнку, слюна тонкой ниткой потекла из уголка рта.

Мильтен наблюдал, и в его душе не было ни радости, ни торжества. Лишь пустота и холодная, тяжелая горечь. Ему не было жалко Педро — завистливого, ограниченного глупца. Но цена этого действия отравляла саму его сущность. Найдёт ли он когда-нибудь оправдание своему поступку?

Спустя несколько секунд скрытой борьбы судороги прекратились. Педро медленно опустил голову. Его глаза моргнули и вновь открылись. Они были прежнего цвета, но взгляд в них был чужим — плоским, холодным, словно у глубоководной рыбы, каких иногда удаётся случайно добыть рыбакам. На его губы наползла улыбка. Широкая, неестественная, обнажавшая все зубы. Мильтен никогда не видел на его лице ничего подобного. Это была вовсе не ухмылка самодовольного глупца, а зловещая, безжизненная маска, за которой скрывалось нечто абсолютно иное.

— Открой дверь, — тихо, без эмоций повторил Мильтен. — А затем, когда я пойду с докладом к магистрам, выжди немного и действуй… как велено.

Педро медленно и скупо, будто марионетка на шарнирах, кивнул. Его движения были плавными и чуть замедленными. Он повернулся, достал из-за пояса ключ — большой, железный — и беззвучно вставил его в массивный замок. Скрипнули ригели, с глухим стуком отъехала тяжелая дубовая створка.

Мильтен переступил порог, ощутив на затылке этот