Читать книгу - "Скопа Московская - Борис Владимирович Сапожников"

class="p1">— Поляки не атаковали нас на переправе, — начал перечислять Делагарди, — не стали бить по передовому полку князя Хованского, хотя при их преимуществе в кавалерии и опоре именно на неё, они вполне могли сбить его с позиций прежде чем он успел sich verschanzen.[10] Это говорит об определённом Störung[11] в его войске, так как он не сумел вовремя упредить нас.

— Моё главное сомнение, — поделился я с воеводами, — в том, что войско наше для атаки мало предназначено. Из-за рогаток, а лучше всего из гуляй-города воюем хорошо, а вот в чистом поле, сам знаете, воеводы, ляхи нас конями потоптать могут. А потому надо самим вынудить Жигимонта ударить по нам. Хованский строит для этого крепкий стан и малые крепостицы, из них и будем действовать. Постепенно, не одним лихим ударом, станем прижимать ляхов к стенам Смоленска.

Я указал на карту города, который мы шли отбивать, и его ближайших окрестностей. Благодаря нескольким грамотным монахам, что имелись у меня в войске, я имел целых пять копий карты, взятой из Москвы. Они умело перерисовали её для меня, на одну из них добавив расположение вражеских станов, окружавших Смоленск.

— Сперва займёмся ближним к нам лагерем запорожских казаков, — начал я. — Они самые нестойкие, к тому же понесли потери при Клушине. Да и отношение к ним у ляхов сами все знаете какое. Думаю, они долго не продержатся. И если Жигимонт не выведет войско из станов, чтобы ударить по нам, то займёмся Дорогостайским и Потоцкими.

Я указал сперва на аморфное пятно на нашем берегу Днепра, которым обозначался лагерь запорожских казаков, а после на два более чётких, прямоугольной формы, лагеря Дорогостайского и братьев Потоцких. О воеводах польского короля нам докладывали разведчики и перемётчики из вражеского стана, а такие тоже были. Бежали и от нас к ляхам, к сожалению, поэтому, уверен, и Жигимонт в курсе того, что происходит у нас. В эти века война шла совсем по другим правилам.

— Для этого придётся переправляться через Днепр, — напомнил мне, хотя в этом не было особой надобности, князь Елецкий. — Если нас на Соловьёвом перевозе не взяли на копьё, ещё не значит, что не ударят.

— Слишком близко от стен Смоленска, — покачал головой я. — Бутурлин, если Господь попустит, снесётся с Шеиным или иным воеводой, кто сейчас в городе командует, и оттуда нас поддержат огнём со стен. Ляхи сейчас из станов не выходят, штурмовать Смоленск не пробуют, не желает Жигимонт ещё людей терять, когда мы на подходе. Так что осаждённым передышка выпала, уверен, они сумеют нас поддержать хотя бы из пушек. А ежели ляхи по широкой дуге обойти попытаются и ударить с севера, со стороны Белой крепости, то идти им слишком долго, мы сумеем закрепиться на другом берегу, и сбить нас будет уже очень непросто.

— Главные силы польского короля и высших aristokrater, вроде Жолкевского и Сапеги, стоят на южном берегу, — добавил Делагарди, — и королю проще навязать нам сражение, нежели переправлять всех ради того, чтобы ударить по нашей переправе. Такой манёвр вражеской армии будет слишком хорошо заметен, и мы сумеем упредить его.

— Тогда надобно отправить людей к запорожцам, — предложил Елецкий. — Им воевать вовсе смысла нет. Припугнём да надавим, авось и сами уйдут, а нам свой стан оставят.

Воевать подмётными письмами[12] было подловато, однако чернила не кровь, лучше лить их, а бумага всё стерпит. Конечно, после того, что наворотили казаки в Дорогобуже связываться с ними не хотелось. И всё равно человека с письмом к старши́не запорожского лагеря отправить стоит, чем меньше провозимся с ними, тем проще будет дальше.

— Михаил, — обратился я ко второму Бутурлину, — отбери людей, для того дела подходящих, среди твоих они есть, и отправь с подмётными письмами в запорожский стан.

— Прелестные[13] писать? — деловым тоном осведомился он.

Я подумал минуту, и отрицательно покачал головой.

— Нет, — сказал. — Платить нам нечем, а задарма запорожцы воевать не станут.

— Можно посулить им часть добычи, — напомнил Бутурлин.

— Надежды на них в битве всё равно не будет, — отмахнулся я. — Пускай лучше просто уходят, следить ещё и за ними сил у нас нет.

Михаил кивнул, но выходить не спешил. В отличие от младшего родича он был воеводой всех детей боярских, что перешли ко мне от калужского вора, и отослать его как Граню я просто не мог.

— Значит, решено, воеводы, — подвёл я итог военному совету, — берём стан Жигимонта в осаду и вынуждаем его самого атаковать нас. Если не сподобится, то разобьём его войско по частям.

Очень бы хотелось, чтобы так оно и произошло, однако в подобную удачу на верилось. Не полные же идиоты поляки, да и глупо самому рассчитывать на вражескую глупость да ещё и самоубийственно-беспросветную.

На следующее утро войско покинуло лагерь и скорым маршем двинулось к стану Хованского. К полудню передовые отряды детей боярских уже вошли в него, следом потянулись стрельцы, солдаты нового строя и наёмники, ну а ближе к вечеру дошёл обоз. Всё спокойно и без осложнений, даже не верилось.

А вот Гране Бутурлину так не повезло. Уж ему-то как раз хватило приключений с осложнениями.

[1] Козырь (нет.)

[2] Финансовые (швед.)

[3] Аристократов (швед.) в данном случае Делагарди имеет в виду крупных польских и литовских магнатов вроде Сапеги или Потоцких

[4] Реальную прибыль (нем.)

[5] Не ожидается (швед.)

[6] Рвением (нем.)

[7] Ландскнехтов (нем.) — к началу XVII века так стали называть всех немецких наёмников, а не только членов воинской корпорации, известной в XVI столетии, и выучка их как солдат, конечно, сильно отличалась он прежней, прославившей ландскнехтов по всей Европе

[8] Вознаграждение (нем.)

[9] Финансовые трудности (швед.)

[10] Окопаться (нем.)

[11] Расстройстве, беспорядке (нем.)

[12] Подмётные письма — здесь агитационные листки — средство политической борьбы в России XVI–XVIII вв.

[13] Прелестное письмо, название письма или листовки. Имело целью обмануть, сбить с толку, обольстить человека на дурные поступки (выступление против власти, против церкви и т. п.). Бунтовщики С. Разин, Е. Пугачев и им подобные рассылали «прелестные письма», призывая присоединиться к бунту и «выводить изменников и мирских кровопивцев» — бояр, дворян, воевод и приказных людей

* * *

Идти решили левым берегом, по широкой дуге обогнув стан запорожцев. Что бы ни говорили о лихом нраве хортицких[1] казаков, а на походе они службу несли крепко и казнь за пьянство в походе у сечевиков была лютая. Хуже только за убийство товарища казнили, но и быть забитым до смерти палками ничуть не приятней чем быть зарытым в землю