Читать книгу - "Цитадель Гипонерос - Пьер Бордаж"

— Ваше Святейшество, вам следует пойти в ремонтную мастерскую и устраиваться в подготовленном для вас деремате, — сказал Мальтус Хактар.

То, как поворачивались события, явно беспокоило Адамана Муралла, заполошный взгляд которого беспрерывно прыгал из одного края комнаты в другой. Он горько жалел, что позволил муффию втянуть себя в эту историю. Дружеские чувства молодого маркинатянина к Маркитолю не простирались до того, чтобы разделять с ним напасти. Поначалу Адаману льстил интерес к нему Барофиля Двадцать пятого, и он, пусть и отказывался себе в этом признаться, ожидал определенных выгод от своего привилегированного статуса личного секретаря; но предвкушаемые блага по взмаху палочки злого колдуна внезапно обратились во всевозможные неприятности, которые увенчала готовящаяся жуткая битва в галереях дворца.

Секретарь окинул взглядом неподвижно вставшего перед морозящим саркофагом муффия. Он не мог избавиться от гадкого ощущения, что владыка решил к собственной участи приговорить и своего служителя. Барофиль Двадцать пятый даже не спросил его совета, не предложил ему возможности перейти в другой лагерь и искать расположения тех, кто ведает перемещениями в иерархии. Как и все его коллеги — экзархи и кардиналы, — Адаман слыхал о готовящемся нападении на епископский дворец, но полагал, что это всего лишь беспочвенный слух, как и большинство слухов о правящем понтифике. Ему пришлось столкнуться с реальностью, когда, повинуясь экстренному вызову муффия, он обнаружил в кулуарах атмосферу подготовки к битве. Он хотел развернуться, но вооруженные осгориты преградили ему путь и сопроводили в покои понтифика. Муралл оказался в ловушке и столкнулся с жестокой дилеммой: если он останется здесь, нападающие убьют его безо всяких церемоний, а если он сбежит в компании верховного понтифика — его признают сообщником и пожизненно внесут в индекс еретиков.

Муффий повернулся, и в уголках его губ появилась легкая улыбка:

— Не смотрите так, мой дорогой Адаман. Вы, вероятно, чувствуете себя, как будто в эту минуту все теряете, но есть другие края, куда мы отправимся, где мир будет заново возрожден… Какая благородная задача!

— У меня нет никакого желания возрождать мир! — сварливо ответил экзарх. — Я хотел получить экзархат на Маркинате…

— Я неверно судил о вас: я приписал вам более возвышенные побуждения.

— Пожалуйста, не приписывайте мне больше ничего, Ваше Святейшество!

Его запальчивые выкрики отдавались громким эхо от стен и потолка комнаты.

Мальтус Хактар сверился со своим портативным таймером — голографическим микропроектором, показывающим положение солнц. Над его ладонью повисла крошечная синяя, почти фиолетовая, точка.

— Скоро сумерки, Ваше Святейшество… Воители безмолвия теперь уже не придут. Я даже не уверен, что их предупредили: связь с членами сети, отвечавшими за контакт с ними, пропала, и, я боюсь, окончательно. Полицейские силы не замедлят с атакой.

— У меня предчувствие, что они появятся, Мальтус. И я не собираюсь оставлять эти четыре тела в руках Междупола. В них — будущее человечества.

Адаман Муралл широким взмахом руки указал на саркофаги. В еле заметном порыве воздуха колыхнулись светошары.

— Эти четыре мороженых тушки — будущее человечества? Вы утратили здравый смысл, Ваше Святейшество? И не заставляйте меня поверить, что вы доверяете этим историям о воителях безмолвия! Это просто люди, которые, как и все остальные, перемещаются через дерематы. Привожу доказательство: миньонам Марса их удалось захватить.

Экзарх сердито ткнул пальцем в сторону муффия. Его напудренное лицо было бледно как его светло-зеленая ряса. Два локона, выпущенные из-под капюшона, усыпали желтые камни — должно быть, цитрины, — но даже так приукрасившись, он мало походил на сиракузянина.

— В любом случае, Ваше Святейшество, я улавливаю различия между истиной и вашими речами! Вы убегаете не ради возрождения мира, а чтобы избежать встречи с вашими судьями!

Нахмурившийся Мальтус Хактар замахнулся на Адамана Муралла:

— Так не разговаривают с Непогрешимым пастырем, грязный кастратишка!

— Оставьте это, Мальтус, — вмешался муффий. — Адаман поймет позже, когда время развеет сиракузянские иллюзии.

Испугавшись угрожающего тона дородного шефа-садовника, экзарх так резко отпрянул, что сильно стукнулся затылком о край стеклянного саркофага. От удара пудра посыпалась с лица и окутала его белым эфемерным облачком.

— Прекратите разговаривать со мной, словно вы мой отец, Ваше Святейшество! — прошипел он. — Это вы теряете почву под ногами, это вы блуждаете в иллюзорной вселенной, вы проводите все свое время в созерцании зловещих мерзляков, это вы тот, кто бросил корабль Церкви, будто капитан, охваченный стыдом и презрением, вы тот, кто ужасает всю империю Ангов, вы тот, кто замыслил избежать всеприсущего правосудия Крейца, тот, кто прячется за химерическими видениями, чтобы оправдать свои неудачи, вы тот, кто использовал мой незащищенный разум, чтобы увести своих врагов по ложным следам, вы тот, кто завлек меня в западню, чтобы вынудить потонуть в компании вместе с вами!

Запыхавшись, словно от долгого бега, он замолк. Заметно обиженный словами своего земляка Барофиль Двадцать пятый на несколько мгновений погрузился в созерцание Афикит Алексу, загадочной и такой прекрасной в своем ледяном сне. Мальтус Хактар засунул руку в карман своей накидки и внимательно следил за лицом муффия, ожидая малейшего знака, который велел бы ему прикончить личного секретаря — человека, который был ему совершенно не по душе.

— Суд большинства — не всегда суд верный, — снова заговорил Барофиль Двадцать пятый, отстраненно, понизив голос. — Я не пытаюсь оправдываться или вас, Адаман, поучать, но милостью моего предшественника я развился быстро, может быть, слишком быстро. Я совершил больше преступлений, чем кто-либо в этой вселенной. Я приказал удушить газом несколько миллионов карантинцев на Ут-Гене, устроить геноцид жерзалемян и провести множество других казней, и массовых, и одиночных… А потом я обнаружил истинное учение Крейца, изначальное Слово, которое все еще почитают кое-где в племенах великой пустыни Осгора, занесенное в Индекс ересей. Как и мой предшественник, я осознал, что Церковь сбилась на тропу иссушающую, тропу раскола, разобщения и разрушения. Итак, я поднялся против коллективного сознания и, естественно, столкнулся с духовенством, которое думает единственно о сохранении своих привилегий, о том, как использовать внушаемый им страх для удержания господства над верующими…