Читать книгу - "Бункер. Смена - Хью Хауи"

50

Бункер № 1

Отыскать одного человека среди десяти тысяч — задача труднейшая. На это могли уйти месяцы копаний в отчетах и базах данных, запросов к руководству восемнадцатого бункера с просьбой выслать чьи-то биографии, поисков в историях арестов, графиках очисток, установления взаимного родства и анализа слухов и сплетен, собранных из ежемесячных отчетов.

Но Дональд нашел более легкий способ. Он просто стал искать в базе данных копию себя.

Того, кто помнит. Того, кто полон страха и паранойи. Того, кто пытается слиться с остальными, но ведет подрывную деятельность. Он искал тех, кто боится врачей, отбирая тех, кто ни разу к ним не ходил. Он искал того, кто уклонялся от лечения, и нашел человека, который не доверял даже воде. Дональд ожидал, исходя из масштабов хаоса и разрушений, что вычислит нескольких подстрекателей, банду. И если найдет одного, то он приведет к остальным. Предполагал, что они будут молодыми и разгневанными и что у них есть какой-то метод передавать свои знания из поколения в поколение. А обнаружил вместо этого одновременно и нечто зловеще схожее с ним и совершенно на него не похожее.

На следующее утро он показал результаты Турману. Тот долго стоял совершенно неподвижно, а потом сказал:

— Конечно. Конечно…

Рука Турмана на плече Дональда стала единственным поздравлением, которое тот получил. Турман объяснил, что перезагрузка запущена и продвинулась уже далеко. Он признался, что она уже шла, когда разбудили Дональда, что руководитель восемнадцатого набирает новых рекрутов, что семена раздора уже посеяны. Эрскин и доктор Снид работают ночи напролет над новым составом препарата, но на эту работу могут уйти недели. Ознакомившись с тем, что обнаружил Дональд, он сказал, что будет связываться с восемнадцатым.

— Я хочу с вами, — заявил Дональд. — Это ведь моя теория, в конце концов.

Ему хотелось сказать, что он не пойдет по пути труса. Если кого-то придется казнить из-за него — погасить одну жизнь ради множества других, — то он не станет прятаться от такого решения.

Турман согласился.

В лифте они ехали почти как равные. Дональд спросил, почему Турман начал перезагрузку, но при этом полагал, что уже знает ответ.

— Вик победил, — сказал Турман.

Дональд подумал обо всех тех людях из базы данных, которые теперь брошены в хаос. Он совершил ошибку, спросив, как продвигается перезагрузка, и Турман рассказал ему о бомбах и насилии, как группы в комбинезонах разных цветов воюют друг с другом, как порядок быстро рушится от малейшего толчка, и что эта формула стара как мир.

— Горючий материал в обществе есть всегда, — добавил Турман. — И ты удивишься тому, что поджечь его можно всего несколькими искрами.

Они вышли из лифта и зашагали по знакомому коридору. Это был привычный для Дональда маршрут, здесь он в прошлую смену работал под другим именем. Работал, не зная, что делает. Они миновали офисы, где множество людей стучали по клавиатурам и разговаривали. Этим людям предстояло пятьсот лет трудиться посменно, делать, что им велят, выполнять приказы.

Когда они подошли к его прежнему офису, он не удержался и заглянул внутрь. На него посмотрел худой мужчина с волосами, окаймлявшими голову от уха до уха, и лишь с легким пухом на макушке. Он сидел, приоткрыв рот и держа руку на компьютерной мышке, ожидая, что Дональд что-то скажет или сделает.

Дональд поздоровался, сочувственно кивнув. Повернувшись, он заглянул и в дверь напротив, где за таким же столом сидел человек в белом халате. Кукловод. Турман заговорил с ним, тот встал и вышел к ним в коридор. Он знал, что Турман сейчас главный.

Дональд пошел следом за ними в комнату связи, оставив лысеющего мужчину за своим старым столом раскладывать пасьянс на компьютере. Он испытывал смесь симпатии и зависти к этому человеку — и к тем, кто не помнил. Когда они свернули за угол, Дональду вспомнились вспышки осознания реальности во время его первой смены. И как он разговаривал с врачом, знавшим правду. И как его поражало, что кто-то может жить с таким знанием. А теперь он видел, что такое возможно не потому, что боль становится терпимой или смятение ослабевает. Ты просто привыкаешь к ней как к части себя.

В комнате связи было тихо. Когда они вошли, к ним повернулись головы. Один из операторов в оранжевом комбинезоне быстро убрал ноги со стола. Другой откусил от протеинового батончика и отвернулся к своей аппаратуре.

— Свяжите меня с восемнадцатым, — велел Турман.

Операторы посмотрели на другого человека в белом — скорее всего, местного начальника. Тот махнул рукой, давая согласие. Пошел сигнал вызова. Турман ждал соединения, прижав наушник к уху. Заметив выражение лица Дональда, он попросил оператора подключить вторые наушники. Дональд подошел ближе и взял их, пока разъем вставляли в гнездо. Он услышал знакомый звук сигнала вызова, и внутри у него что-то сжалось из-за нарастающих сомнений. Наконец на вызов ответили. Стажер, «тень».

Турман попросил его позвать Уика, руководителя бункера.

— Он уже идет, — сообщил стажер.

Когда Уик присоединился к разговору, Турман рассказал ему о том, что выяснил Дональд, но на его слова отреагировал стажер. Он был знаком с тем, кого они искали. Сказал, что хорошо знает этого человека. В его голосе что-то чувствовалось — шок или нерешительность, и Турман махнул оператору, чтобы тот включил датчики, встроенные в наушники стажера. На мониторах появились сигналы датчиков, как во время ритуала инициации. Турман стал задавать вопросы, и Дональд увидел мастера за работой.

— Расскажи, что ты знаешь, — приказал он.

Турман наклонился над оператором, всматриваясь в экран, на котором отслеживались электропроводность кожи, пульс и дыхание. Дональд в этом не разбирался, но догадывался, глядя на колеблющиеся линии, что стажер сильно волнуется. И испугался за него. Возможно, из-за этого кто-то умрет.

Но Турман выбрал мягкий подход. Он уговорил парня рассказать о своем детстве, вынудил его признать, что в нем давно копилась ярость и чувство, что он здесь чужой. Стажер говорил о своем воспитании — одновременно и идеальном, и приводящем в отчаяние, и Турман вел себя как понимающий, но жесткий сержант, работающий с беспокойным новобранцем: разрушал его, а затем собирал заново.

— Тебе говорили правду, — поведал он парню, имея в виду Наследие. — И теперь ты видишь, почему правдой следует делиться осторожно или не делиться совсем.

— Понимаю.

Стажер шмыгнул носом. Он что, плакал? Но зазубренные линии на экране стали менее резкими и более пологими.

Турман заговорил о пожертвовании, о великом благе для всех. И что жизнь отдельного человека не имеет значения, если оценивать ее через длительное время. Он взял ярость этого стажера и стал ее перенаправлять, пока мучения человека, запертого месяцами с книгами Наследия, не очистились до их сути. И все время, пока Турман говорил, руководитель не издал ни звука, словно и не дышал.