Читать книгу - "Свет мой, зеркальце - Генри Лайон Олди"

— Свет мой, зеркальце…

Забор. Граффити. На миг Ямщику показалось, что в этот раз ему не повезет. Что его сейчас размажет о забор в липкую кашу: последний ответ на последний вопрос. Нет, обошлось. Отметив, что стоит в знакомой гостиной с ушлым Арлекином на руках, переводя дух и слушая, как сердце переходит с галопа на рысь, а там и на шаг, он недоумевал: откуда явились дурные предчувствия? Что послужило причиной? Металлические, лязгающие интонации в голосе Веры? Ерунда, это маленькая девочка, откуда у нее интонации…

Вера ждала его в кресле-коляске. Темно-синий трикотаж с желтыми шнурами — после визита хирурга девочка не переоделась. Ямщик даже почувствовал себя доктором. «Добрый доктор Франкенштейн лечит каждого — ферштейн^[15]? Приходи к нему лечиться, будешь человек-волчица…»

— Свет мой, зеркальце, скажи…

Она плотно сжала губы. Так делают, боясь сболтнуть лишнего. Ямщик ждал, полагая, что сейчас прозвучит присяжное «да всю правду…», и не дождался. Неужели лишним, тем, чего Вера не хотела произнести, была «да вся правда»? Дитя не желает призвать джинна к честности?! Рот, стянутый в жесткую линию, делал Верунчика старше своего возраста: травести^[16] из провинциального ТЮЗа в роли Красной Шапочки, и пусть волки дрожат.

— Скажи мне: а ты вообще что такое?

— Кто такое, — машинально поправил Ямщик. — И даже кто такой.

Он не был под присягой, свободен во лжи и сокрытии части правды. Он мог выкрутиться, словчить, навести тень на плетень. Он мог все, взрослый мужчина, опытный рассказчик невероятных историй. И поэтому он выбрал самую невероятную.

— Ямщик Борис Анатольевич, сорок пять лет. Женат, не привлекался, не состоял. Детей нет. Прописан через два дома от твоего. Вернее, был прописан. Сейчас там прописан я, только он совсем не я. Наверное, мы раньше встречались с тобой на улице, просто не были знакомы. Ты и сейчас вполне могла встретить меня…

— Который не ты?

— Ага. Который не я.

Ямщик вздохнул. Ему вдруг стало так легко, что это было хуже, чем тяжело. Мыльный пузырь, испугался он. Сейчас лопну.

— Ну, допустим, — кивнула Вера.

Ее голос был чужим, слишком чужим. Сперва Ямщик испугался, что услышит от Веры встречное признание — я не девочка, а инопланетянин, мозговой слизень-подселенец! — но быстро понял, что слышит из уст дочери фразу отца.

Арлекин спрыгнул с рук. Раз, два, три, и кот уже спал на коленях Веры. Предатель, вяло ругнулся Ямщик. Вот и живи здесь, пусть они тебя кормят.

— Ну, допустим. А теперь, — Вера наклонилась вперед, вглядываясь в зеркальце, — давай еще раз. Свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи… Ты что такое?

Браво, отметил Ямщик. Брависсимо. Зал аплодирует стоя.

— Кто такое. Кто такой. Забыла? Ямщик Борис Анатольевич, сорок пять лет. Женат, не привлекался, не состоял. Детей нет. Прописан через два дома от твоего…

Слово в слово он повторил первоначальный монолог. Вера слушала внимательно, сравнивая исходные показания со вторичными. На лбу ее от усердия выступили капельки пота. Свободная от зеркальца рука гладила Арлекина, верней, не гладила, а комкала, как комкают край одеяла в минуты нервозности. Кот, странное дело, не возражал

— Ты что же, не я?

— К сожалению, нет, — невинный оборот «к сожалению» прозвучал двусмысленно, с опасным подтекстом. — Я старше тебя в четыре раза. Я мужчина. И да, я по ту сторону зеркала, а ты — по эту.

— А как ты там оказался?

— Всю правду?

— Всю правду. Только… — Вера замялась. Щеки ее полыхнули внезапным румянцем. — Ты сам всю правду, хорошо? Без «доложи»! Ты рассказывай, а не докладывай. Ой! Вы рассказывайте, пожалуйста…

— Ты, — возразил Ямщик. — Говори мне «ты», иначе я обижусь. Значит, без доклада? Ладно, слушай. Все началось со встречи одноклассников…

— Твоих?

— Если бы! Ты не перебивай, тут сказка длинная…

Сказка оказалась короче, чем он предполагал. Кому другому хватило бы на три части с прологом и эпилогом, Ямщик же уложился в пятнадцать минут. Вера его не перебивала, если не считать возгласов «ой!», «ух ты!» и «ничего себе!». Ямщик тайком согласился: попади сказка в руки матерого редактора, кроме «ой!», «ух ты!» и «ничего себе!» в ней не осталось бы ни слова. Самое оно для комикса. Побаловать Верунчика историей про бесов? Нет, редактор бесов не пропустил бы. Зачем в young adult comics^[17] гнилая мистика? Так продаж не сделать. Хорошо, и мы тогда не станем, вырежем фрагмент.